Листопад в декабре - страница 9

Навстречу ему торопливо идет жена Анна с узелком в руке. Она тоненькая, небольшая, остроносое лицо в оспинках, как пластик сыра в ямках. На ней ситцевое, в цветочках, платье.

Анна работает уборщицей в гостинице. Сегодня у нее день рождения. Ефим, конечно, забыл, но она захотела сделать ему приятное. Придя с работы, она с удовольствием возилась вечером на кухне. Представляла, как обрадуется Ефим, когда на скамейке задымится кастрюля с пельменями. А может быть, даже вспомнит, поздравит?

— Чего ты… заявилась? — раздраженно спрашивает Ефим.

Анне становится невыносимо обидно, но она все же весело говорит:

— Пельмени я тебе принесла. Поешь.

— А чего это загорелось? До утра, что ли, нельзя было подождать?

Ефима раздражает, что Анна такая худенькая; что вечно старается угодить ему и смотрит преданными, покорными глазами. Он женился по воле крутого отца и не любил ее. Заваленный работой, так и прожил всю жизнь, никого не любя, а потом уже и годы ушли.

Анна расстилает газету на скамейке, ставит кастрюлю, кладет хлеб и ложку. Ефим начинает хлебать.

— Не соленые совсем, — морщится он, — дай соли.

Анна испуганно вспоминает, что действительно забыла посолить, да еще, ко всему, не взяла соль.

— Голова-то на плечах есть? О чем только думаешь?

Ефим говорит много обидных и грубых слов. Анна плачет, и слезинки, мелкие, как дробь, сыплются по щекам.

— Разве чего хорошего от тебя услышишь? Я старалась не знаю как! За день-то повыкручивала руки, ног не чую под собой и еще, дура, понеслась к тебе. Дай, думаю, как лучше сделаю, а ты…

Она уходит.

Ефим, понимая свою неправоту и злясь на себя и на Анну, которая навела на грех со своими пельменями, подходит к летнему ресторану среди голубых елей. Сторож, старикашка Биба, конечно, храпит среди пивных бочек. Ефим толкает его ногой.

— Эй, разве солдату полагается спать на посту?

Биба испуганно вскакивает:

— А? Кто здесь? Кто?

— Поджилки затряслись? — невесело смеется Ефим.

Биба потягивается, зевает, царапает заросшее маленькое лицо.

— Хи-хи-хи… Звалыв сон. Тут мое начальство нигде не крутытся?

— Не видать будто…

Они садятся на бочки.

Биба — в шапке, в ватном пиджаке, в валенках с калошами из красной автомобильной камеры. Он низко наклоняет голову и стаскивает шапку, боясь, чтобы оттуда не выпали спички, мундштук и банка с махоркой. Он всегда хранит их в шапке, и они выпирают шишками. Закурив, складывает обратно и не надевает шапку, а, низко склонившись, вталкивает в нее голову. Когда он при разговоре мотает головой, спички тарахтят, и кажется, что это тарахтит в самой голове.

— Якось сунув нос он у той грушняк, — хихикает Биба, — дывлюсь, батюшки… директор мой толстомясый з якоюсь-то бабенкой пид ручку тащится. Хи-хи-хи… — И в голове Бибы тарахтит.

— Чего врешь? Это он с дочкой гулял, — бурчит Ефим.

Биба глуп и сплетник. Ефиму он совсем не интересен. Ефим молча курит, уныло смотрит на озаренное луной облачко. Неожиданно бросает едва начатую папиросу, затаптывает огонек и уходит, сказав:

— Ну, дрыхни.

Он лезет в заросли ольхи. На некоторых деревьях еще висят сережки, плюшевые червячки, еле слышно потрескивая, лопаются почки, будто семечки кто щелкает. Ефим спускается в низину, в заросли жасмина и барбариса.

У огромной, в три обхвата, липы стоит Залимхан. Ему семьдесят лет, он в папахе, бурке, оперся на ружье. Старик строен, как юноша, и похож на воина. Лицо узкое, кованное из бронзы, с белой тугой бородкой.

Ефим садится на траву. Она коротенькая, но густая, мягкая, как волосы. Чувствуя тягучую, ноющую тоску, крякает, трет щетинистый подбородок и спрашивает:

— Спокойно все?

Залимхан кивает и подходит к нему. Движения его по-кошачьи мягкие, бесшумные.

Ефим долго молчит, а потом, думая о чем-то своем, произносит:

— Погода будто установилась, слава богу.

— Горы спокойны, — скупо соглашается Залимхан.

— Как у тебя родные в ауле — отсеялись?

— Кукурузу посеяли. Пшеницу кончают.

— Сына я в армию проводил. В кавалерию взяли!

— Якши. Конь будет, сабля будет, джигит будет.

Ефиму не сидится, словно бы что-то потерял, и сердце тревожится, гонит: ищи, ищи. Он хочет рассказать Залимхану о своем настроении, но не может объяснить его словами и только машет безнадежно рукой: