Литературное наследие - страница 4

Когда наметало снeга

Почти до самых сеней,

Как сладко лететь с разбега

С горы под прыжки саней.

Как облако, паром мерин,

Лишь слышен тяжелый храп,

Но рaзмах его умерен

Под сенью сосновых лап.

У леса, где встали сани,

Где выше звезды слеза,

Вновь просят уста касаний

И взоров хотят глаза.

И смех твой прекрасен, детка,

В вечерний хрустальный час,

И сыплет, качаясь, ветка

Свой розовый снег на нас.

И к городу снова мчаться,

И чувствовать тонкий плен,

Коленями вновь касаться

Согретых твоих колен.

А колокол, словно било,

Гудит, хрустали дробя…

И надо же, надо было,

Чтоб он полюбил тебя!

Что поделать, Кло — простая барышня,

А ее папаша — казначей.

От реки, где ива и боярышник,

Не уходит далеко ручей.

А монашек, Васенька-ваятель,

Как его мы звали меж собой,

Знал уже, ее послал Создатель,

Называя девушку — Судьбой.

Что ж, любовь для сильных путь веселый,

Хорошо, когда любовь проста,

Но есть странной жизни новоселы,

Их любовь — страдания Христа.

Девушке не умной и не глупой

Эта страсть была как острие,

Быть любимой свято — слишком скупо

Радовало, бедную, ее.

А монашек был уже безумен,

Он пугал избранницу свою…

Почему тогда отец игумен

Не швырнул его в епитимью!

Когда в голубое окно

Лучи наклоненные влиты

И стелет лучи полотно

На своды и темные плиты,

Когда, зажигая фонарь,

Безумие хмурое бредит

И вновь посылает звонарь

Тяжелые возгласы меди, —

Монашек покинул кровать

И петлю швырнул на стропило.

Душа не могла оторвать

Тот образ, который любила.

И черная ряса его

Под трупа фарфоровым взглядом

Висела печально, мертво

На гвоздике рядом.

Прекрасный, смешной и больной,

Святой — говорили иные,

Он крылья пронес надо мной

И канул в поля ледяные.

Что девушка? Разве она

Источник щемящих событий.

Над кем тяготеет луна —

Вовек не уйдут от судьбы те…

Великий обманов исток,

Сквозных отражений светило,

А сердце глядит на восток,

Пока его смерть не смутила.

И умер. И город потряс

Своей исступленной кончиной.

Под шорох влекущихся ряс

Был брошен без пенья и чина.

Бедная нахмуренная Кло.

Все кричали: вот его убийца.

От людских упреков, как стекло,

Может наше сердце раздробиться.

Прячась днем, а вечером у нас

Ты рыдала, детски сжавши руки.

Сколько дней не ведала ты сна,

Сколько дней проплакала от муки.

Эта смерть тебя приподняла

И качнула в сторону иную,

И прошила страшная игла

В детском сердце полосу стальную.

Жизнь прошла — годами затекла —

И в песке безмолвия зарыта,

Но сегодня память извлекла

Этот хлам угаснувшего быта.

Снова в сердце стойкий холодок,

И опять — измученный, неправый —

Я влюблен в старинный городок,

Снежный, синеватый и лукавый.

Слушаю призыв монастыря,

Силуэты вижу в желтых окнах,

И алеет зимняя заря

В облаках на розовых волокнах…

Вы помните призыв Карамзина:

«Чувствительность, ищи для сердца пищи!»

А до него великая война,

Восстанье на Урале и Радищев.

Помещики сквозь полнокровный сплин

В своем рабе почувствовали брата.

Гвардеец, слабовольный дворянин,

Влюбленный в Робеспьера и Марата.

Так карты жизни путает судьба,

Так рвет поток весной ложбину шлюза..

Событий огнекрылая труба

И золотая Пушкинская муза!

На Западе багрово-золотом

Тяжелой тучи выгибались плечи.

Над городом, построенным Петром,

Лиловой дымью расплескался вечер.

Шла оттепель. Напоминало март

Сырых и влажных сумерек раздумье.

А над дворцом опущенный штандарт

Кричал о том, что император умер.

Тринадцатое истекало. Сон

Окутал улиц темные овраги,

И стиснутый в казармах гарнизон

Наутро приготовился к присяге.

Рылеев, лихорадивший всю ночь,

Из тьмы рассвета дрожек стук услыша,

Поцеловав проснувшуюся дочь,

Перекрестив жену, — сутуло вышел.

У Трубецких в натопленной людской

Шептались девки: «Поднят до рассвета,

С семьей простившись, младший Трубецкой

Потребовал палаш и пистолеты…»

Светало. Плохо спавший Николай

У зеркала серебряного брился