Бьется о белые плечи
бабочек черная стая.
Белые змеи тумана
След заметают.
И небо земное
Над млечной землею.
За вещим биением ритма
Спешит она в вечной погоне
С тоскою в серебряном сердце,
С ножом на ладони.
Куда ты несешь, сигирийя,
Агонию певчего тела?
Какой ты луне завещала
Печаль олеандра и мела?
И небо земное
Над млечной землею.
Второй ведущий:
Ночь
Светляк и фонарик,
Свеча и лампада…
Окно золотистое
В сумерках сада
Колышет крестов силуэты.
Светляк и фонарик,
Свеча и лампада.
Созвездье
Севильской саэты.
Первый ведущий:
Дорога
Едут сто конных в черном,
головы опустив,
по небесам, простертым
в тени олив.
Им ни с Севильей, ни с Кордовой
встреча не суждена,
да и с Гранадой, что с морем
разлучена.
Сонно несут их кони,
словно не чуя нож,
в город крестов, где песню
бросает в дрожь.
Семь смертоносных криков
всем им пронзили грудь.
По небесам упавшим
лежит их путь.
Второй ведущий:
Шесть струн
Гитара,
и во сне твои слезы слышу.
Рыданье души усталой,
души погибшей
из круглого рта твоего вылетает,
гитара.
Тарантул плетет проворно
звезду судьбы обреченной,
подстерегая вздохи и стоны,
плывущие тайно в твоем водоеме.
Первый ведущий:
Танец
В ночи сада,
выбеленном мелом,
пляшут шесть цыганок
в белом.
В ночи сада…
Розаны и маки
в их венках из крашеной
бумаги.
В ночи сада…
Будто пламя свечек,
сумрак обжигают
зубы-жемчуг.
В ночи сада,
за одной другая,
тени всходят, неба
достигая.
Второй ведущий:
«Поэзия не знает границ, – писал Лорка. – Вот вы возвращаетесь домой промозглым утром, подняв воротник, от усталости едва волоча ноги, а она ждет вас на пороге. А может, у ручья или на ветке оливы, или на скате крыши… Везде есть своя тайна, и поэзия – это тайна, которая живет во всем. Мимо идет человек, вы взглянули на женщину, пес перебежал дорогу – все это поэзия…». Казалось, перед Лоркой расступались границы невозможного. В его стихах звучат голос моря, дыхание гор, язык деревьев, голоса скрипок, плач гитары. Но все в его поэзии – грань: сна и яви, реального и мистического, счастья и беды, света и тьмы. Все здесь – тайна: в необыкновенно красивых образах, в самом словесно-музыкальном созвучии, таком завораживающем:
Деревья,
на землю из сини небес
пали вы стрелами грозными.
Кем же были пославшие вас исполины?
Может быть, звездами?
Ваша музыка – музыка птичьей души,
Божьего взора
И страсти горней.
Деревья,
Сердце мое в земле
Узнают ли ваши суровые корни?
Первый ведущий:
Я твое повторяю имя
По ночам во тьме молчаливой,
Когда собираются звезды
К лунному водопою.
И смутные листья дремлют,
Свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
Пустотою из звуков и боли,
Обезумевшими часами,
Что о прошлом поют поневоле.
Я твое повторяю имя
Этой ночью во тьме молчаливой,
И звучит оно так отдаленно,
Как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
И печальней, чем дождь усталый.
Полюблю ли тебя я снова,
Как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
Когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
Как ромашку, ее обрывая!
Второй ведущий:
Море смеется
у края лагуны.
Пенные зубы,
Лазурные губы…
– Девушка с бронзовой грудью,
что ты глядишь с тоскою?
– Торгую водой, сеньор мой,
водой морскою.
– Юноша с темною кровью,
что в ней шумит, не смолкая?
– Это вода, сеньор мой,
вода морская…
– Мать, отчего твои слезы
льются соленой рекою?
– Плачу водой, сеньор мой,
водой морскою.
– Сердце, скажи мне, сердце, —
откуда горечь такая?
– Слишком горька, сеньор мой,
вода морская…
А море смеется
У края лагуны.
Пенные зубы,
Лазурные губы.
Первый ведущий:
Все дрожит еще голос,
одинокая ветка,
от минувшего горя
и вчерашнего ветра.
Ночью девушка в поле
тосковала и пела —
И ловила ту ветку,
но поймать не успела.
Ах, луна на ущербе!
Сотни серых соцветий
оплели ее тело.
И сама она стала,
как певучая ветка,
дрожью давнего горя
и вчерашнего ветра.
Второй ведущий:
И тополя уходят,
но след их озерный светел.
И тополя уходят,
но нам оставляет ветер.
А он умирает ночью,
обряженный черным крепом.
Но он оставляет эхо,
плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет —
и прошлое в нем потонет.
И крохотное сердечко
раскроется на ладони.
Первый ведущий:
Лорка всегда любил театр. Он организовал университетский бродячий театр «Ла Баррака», который кочевал по Испании, знакомя зрителей с классическим репертуаром. Он ставил и свои пьесы, сочинял для них музыку, рисовал костюмы, декорации. «Театр, – говорил Лорка, – это школа смеха и слез; это свободная трибуна, с которой должно обличать лживую или ветхую мораль, представляя через живые судьбы вечные законы сердца и души человеческой». Не только пьесы, но и многие стихи поэта – настоящий театр, «школа смеха и слез», в которой перед нами предстают «вечные законы сердца и души человеческой».