Литжурнал «Бродячий заяц» № 6 «СочельникЪ» - страница 2

стр.

на звёзды, белые от сна,

взлетят клочки газет и ваты

и трещиной пойдёт луна,

как яблоко в эмали тонкой,

в сорочке, в корочке, созрев,

от стука лопается звонко,

и открывает ранка зев

прекрасный, розовато-бледный,

благоухающий, как снег –

и ты над ним, продрогший, бедный,

усталый, тёмный человек,

не знающий такого чуда,

умрёшь, застынешь в первый раз,

не в силах ни сбежать оттуда,

ни отвести голодных глаз.

Сергей Пагын

* * *


«Рай похож на огромный пломбир:

сколько света вокруг, сколько снега!»

Валерий Прокошин


В снегу, в свету, в божественном пломбире,

где облака сияют, как фольга,

приснится: столбик освещенной пыли

по воздуху плывет издалека,


где мрак щелист, где горклый дух барачный,

где в снеге промельк милого лица,

где на березе тонкой и прозрачной

надсадный крик замерзшего скворца,


где скука детская – сестрица дорогая

на сердце налегающей тоске –

глядит в окно немытое, катая

стеклянный шарик в маленькой руке.

Зачарованный волхв

Как воздух ожидания тяжел!

Мы заблудились…

Ни звезды с востока.

Слоновьим шагом час ночной прошел,

как будто бы протопала эпоха.


Уже лица не чувствую…

Лишь взгляд.

И как зерно в гудящем черноземе

провидит поле,

я провижу сад,

мольбу и трепет человечьей крови.


В густом снегу проплыли сны и дни…

Друзья уходят за скалистый гребень.

А я все вижу шлемы и огни,

костры…

распятье…

человека в небе…

Татьяна Литвинова

* * *

И ветер ропщет, и пространство проще,

И привкус металлический зимы

Царапает гортань звезды и рощи,

И мотыльки бьют крылья о холмы.

И ангелы в медлительном полете

Ландшафт обозревают января

И помнят теплоту, не помня плоти…

И мотыльки летят через моря.

За воротник ныряет призрак снега,

И холодит ключицы, дни и сны....

Но мотыльки, коснувшиеся неба,

В эоловую блажь превращены.

Никита Брагин

Московское Рождество

Когда, не сумев пересилить беду,

на Малую Бронную я побреду

молиться родными стихами,

пускай захрустит под ногами хрусталь

случайной сосульки, и всхлипнет печаль,

в пещеру войдя за волхвами.


И будут шептаться с младенцем волы,

и ангелы встанут на кончик иглы,

и в бисере овцы возлягут,

а я оборву телефонную трель,

и выплесну алые капли в метель,

встряхнув опустевшую флягу.


Уколы снежинок, ожог мишуры,

блаженных и нищих ночные пиры,

серебряных листьев окрошка...

Москва, ты бела, словно лобная кость,

Москва, ты стихами прошита насквозь –

надежной ахматовской стёжкой.


И как ни прореживай старый Арбат,

сквозь память и полночь глядят и горят

строений упругие строфы.

С тобой никогда не забудешь, Москва,

ни белой звезды твоего Рождества,

ни белого солнца Голгофы.

Татьяна Эйхман

Снег вечерний

Держусь за рукоять ворот железных

В саду пустом закат негромок, ал...

И снег небесный манною небесной

Мне кто-то для спасения послал.


Ловлю рукой дрожащие крупинки

В саду последний лист упал и смолк.

Там вдалеке течёт река в ложбинке,

И за рекой в тумане дышит Бог...

Берегиня

Дождь в декабре...

Дождь в декабре… опрокинуты вёдра

Влаги небесной. Земля в полусне…

Хочет уснуть, да осенние вёсла

Лодку зимы подгоняют к корчме.

Там за столом средь вселенской печали

Путник сидит, опьянев от вина.

Дева младая малютку качает

В люльке надежды… чужая жена…

В сумраке тени играют на скрипках…

Старый хозяин разводит огонь…

Вера колышется в пламени зыбком,

Сердце к нему подставляет ладонь…

Наталья Черкас

снег идёт

Белее снега зверя нет,

Белее снега – только Свет,

Где счастье – ложь, и в нём – намёк:

«Не возжелай меня, дружок!»


Долготерпенье, как вода,

Летит с небес туда, сюда.

Здесь пребываем ты и я:

Мы – единицы бытия.


Как пробирает голосок:

«Приди, приди ко мне в чертог!»

Но млечен путь и тонок лёд,

А снег идёт, идёт, идёт…


белые крошки


Л. Я.


О, Господи, беды опять навалились

из тех, что не любят гулять в одиночку.

Ближайшему небу я молча взмолилась,

найдя подходящую светлую точку.


«О, Боже, не вижу я милостей что-то,

наверное, я из детей нелюбимых:

мне всё достаётся то кровью, то потом,

посредством дорог, не вполне проходимых».


Но Отче молчал, а, возможно, дремал он –

ведь ужин прошёл: без пятнадцати восемь.

И ангелы крошки в столовой сметали,

а крошки слетали и падали оземь.


И мне доставались, и делались влагой,

Ложась на лицо без усилия воли.

Их вкус отдавал несусветной тревогой,