Лиза-Лу и сказочник - страница 6
«О, у меня тоже было ощущение, что меня все покинули, — перебивает его Лиза. — Когда бабушку похоронили! Но у меня есть Лу и…»
«Прошу прощения! — говорит червяк. — Но честное слово… я хотел бы представить себя и своих друзей. Вы мне позволите выступить с речью?»
Лиза, которая была настолько задета, что ее прервали, ничего не говорит… тон червяка напоминает скрежет костей… Его манера говорить, переставляя слова, чем-то напоминает ей летящие капли воды на картинах Пабло.
«Ах, да! Пабло Пикассо! Он очень известен и он не страшный!» — думает Лиза.
… (Я не хотела бы причислять себя к тем, кто только и говорит о разных вещах, но как автор, взявший перо, я попросила бы тебя Лиза, послушать, и соблюдайте дисциплину! Потому что я желала бы быть единственной хозяйкой моего воображения!)
«Прошу прощения! — говорит совершенно сконфуженная Лиза. — Я усвоила урок». Вот, и тон пониже…
«Гм… Итак… я… — говорит червяк. — Меня зовут Хамфри!»
«У него Эго просто огромное. И его Я чрезмерно!» — тихо констатирует Лиза.
«И не говори, он готов кажется сам себя цитировать! И никакого образования!» — доверительно сообщает Лу.
Но ничего не может остановить Хамфри: «Справа от меня — Паук. Арахна* утра — как печаль, Арахна вечера — тоска… О, поэма! Я — Верлен, Рембо!»
Пока он все это говорит Лизе, Паучок сидит, производя акробатические действия ногами.
«О! Ты хочешь сказать — Мольер кладбища! Он забыл, откуда он сам!» — ворчит Паучок, который однако не обижается.
Но как бы то ни было, Хамфри продолжает: «Слева — кролик Мартин. Мы неразлучны, мы любим странствовать!»
Лиза и Лу представляются в свою очередь, не без юмора.
«Пожжем друг другу руки, лапы и козырьки!» — говорит она и улыбается.
Ах, я забыла важную вещь… почему козырьки? А дело в том, что у червяка была очень смешная шляпа! Он говорил что…
«Уже поздно, пора спать!» — командует Лиза (Лу и девочка слишком взволнованы, и у них глаза стали… будто сливы — такие огромные!)
Часы остановились и стали непрерывно повторять: «Поздно, уже поздно, час проходит за часом!»
У Лизы, в свою очередь, было странное ощущение, что жизнь после 2 часов утра како-то изменилась.
(Без сомнения, потому что она слышала сотни раз из уст Бенуа, что будущее являет себя тем, кто рано встает).
Бенуа был сантехником, очень красивым лунатиком, поэтому ему легко было вставать на рассвете. Он бегал с одного места на другое, часто не разбирая дороги.
В любое время он мог заниматься починкой трубопроводов, ставить новые трубы.
И он даже не видел ни разу свою работу законченной, потому что он всегда хотел спать. И он говорил: «Сантехники, как ноги — чем у них все лучше, тем они нахальней!»
Все идут спать, и завтра они все друг другу расскажут.
Сказано — сделано — все в постель!
(Бабушка гордилась бы внучкой — она сразу же легла в постель, не потягиваясь и даже не гримасничая!).
Второй день
На следующий день Лиза и Лу узнают от своих новых друзей, что этот мужчина был никто иной, как самый лучший сказочник, и жил он, не зная страхов и печалей; все его сказки, вся любовь, все внимание его принадлежало одному прекрасному маленькому мальчику. Но несчастье замаячило на горизонте, чтобы нанести удар…
Когда пришла Смерть.
Дорога его сына прервалась, а жизнь продолжается? Это было немыслимо!
Погруженный в скорбь, мужчина хотел убить себя, но данный им обет запрещал ему совершить необратимый шаг…
(Обещание, которое он дал своей дорогой Камилле).
«Я клянусь… ПОВТОРЯЙ ЗА МНОЙ!» — сказала она ему, когда он сидел у изголовья ее кровати (потому что она была больна, и болезнь была неизлечимой).
«Я клянусь… (их голоса казались будто эхом друг друга)… что никогда… я не совершу того, что сделал однажды мой отец… Я клянусь… что смерть никогда не будет дерзостью… которая увлечет меня за собой и займет мое место».
Отец Камиллы покончил с собой. Сумасшедшая страсть привела его на кладбище.
Что касается Камиллы, то она была сестрой писателя (его любимой сестрой, без сомнения). Он души в ней не чаял.