Лодки уходят в шторм - страница 19

Сергей слышал их разговор и весь загорелся. Едва он ступил на палубу рыбницы, им овладело неодолимое желание уйти на ней в безбрежную даль. Он вообразил себя капитаном рыбницы, вроде того пятнадцатилетнего капитана Дика Сэнда, книгу о котором приносила мама из библиотеки лазарета. Ему рисовались картины одна страшней и увлекательней другой: вот его шхуну преследует пиратское судно, он на всех парусах уходит от преследователей, но ветер бросает шхуну на рифы, все гибнут, а его, полуживого, выбрасывает на остров, на котором живет Робинзон Крузо и его Пятница… Смешные, мальчишеские видения! А тут вдруг сверкнула реальная возможность пойти матросом в Астрахань, в советскую Астрахань!

— Дядя Дима, возьми меня, дядя Дима, — взмолился Сергей, теребя за руку Кожемяко. — Прощу тебя, возьми…

— Тебя? Да ты что, Сережка! Мне матросы нужны…

— Я все буду делать, что скажешь. Ну, пожалуйста…

— Не выдюжишь, Сережка. Каспий — море дурное, неспокойное. А рыбацкая лодка — не крейсер Балтфлота.

— Выдюжу, вот увидишь, выдюжу, — твердил Сергей.

— Да ты отца спроси, отпустит ли?

Сергей бросился домой, долго уговаривал родителей. Первым сдался отец.

— Пусть едет, мать, — махнул он рукой.

Трое „юнкеров“ из местных жителей согласились пойти матросами (почему бы не заработать?), но взяли с Кожемяко честное слово, что он доставит их обратно. Это были двадцатилетние солдаты Параллельной роты, полгода назад ставшие „юнкерами“ школы гидроавиации.

На рассвете провожать отъезжающих пришли Кропотов, родители Сергея и Салман с Багдагюль.

Сергей был возбужден донельзя. Салман смотрел на него с завистью, хотя сознавал, что сам не решился бы по доброй воле отправиться в такой дальний и опасный путь.

— Ну, попутного ветра! Семь футов под килем!

— Сынок, будь осторожен… Дима…

— Возвращайся скорей, Сережа!..

Кожсмяко поднял на грот-мачте парус, матрос отдал конец, и лодка медленно отошла от причала.

В Баку пришли только через полутора суток. В начале пути ветер не благоприятствовал им, парус безжизненно обвис, но спустя несколько часов поднялся хороший штормовой ветер и погнал лодку.

Баку ощетинился сплошным лесом мачт. Слева, на Баилове, темнели силуэты военных кораблей и катеров. От военного порта до Черного города — черного от дыма и копоти нефтезаводского района Баку, вдоль всей набережной тянулись городские и торговые пристани акционерных компаний.

Кожемяко ловко направил лодку к причалам пристани № 6. Она находилась неподалеку от городской пристани и „Сковородки“.

Лодка бросила якорь борт о борт с такой же трехмачтовой „астраханкой“. Строго-настрого наказав команде никуда не отлучаться, Кожемяко, прыгая с палубы на палубу, направился в контору, предъявил портовому чиновнику документы, конечно вложив в один из них ассигнацию. Отметившись в конторе, Кожемяко вышел в город. Ему предстояло сообщить в Бакинский комитет, что полет гидроплана не состоялся и он отправляется в Астрахань морем. Но надо найти опытного штурмана.

Сергей уселся на носу лодки, свесив босые ноги за борт, и стал наблюдать за оживленной набережной. Отсюда была видна только небольшая часть ее. По булыжной мостовой грохотали подводы ломовых извозчиков, понуро тянули вялые лошади открытый вагончик конки, сновали по-весеннему одетые люди.

Вернулся Кожемяко только под вечер, к тому ж не один. Вслед за ним на палубу ступил статный мужчина в черном офицерском кителе со следами отпоротых погон. Большеголовый, круглолицый, мягкие волосы расчесаны на пробор, тонкие брови и такие же тоненькие усы. Под мышкой он держал матросскую робу, в руке — малый флотский парусиновый чемодан.

— Знакомься, братва, — представил его Кожемяко. — Иван Сарайкин, штурманом пойдет с нами.

— Прошу любить и жаловать, — широко улыбнулся Сарайкин, шутливо раскланявшись, и сразу расположил к себе команду. — Ну, показывайте свой линкор.

Сарайкин сложил вещи на палубе и стал осматривать рыбницу, подтягивал шейны, проверил руль, полез в кубрик.

Потомственный моряк Иван Сарайкин в детстве вместе с родителями переехал из Астрахани в Баку. Здесь окончил мореходное училище, плавал помощником капитана на торговых судах „Хан Гусейн“, „Нагапет“ и „Эдиссон“. Потом служба на Балтфлоте, а в восемнадцатом году он снова на Каспии, штурманом на канонерской лодке „Ардаган“, которая, как и канонерка „Карс“, входила в боевое ядро Каспийской флотилии, служившей верной опорой Бакинского совнаркома. Но часть моряков подалась на обман эсеров и меньшевиков Центрокаспия и проголосовала за приглашение англичан. Очень скоро моряки поняли, какую роковую ошибку они совершили. Когда англичане потребовали разоружить корабли Каспийской флотилии, моряки дружно воспротивились этому. Вся флотилия снялась с якорей и ушла на Астрахань. Но север Каспия был затянут льдом, выйти к Волге корабли не смогли и вернулись в Баку. Здесь их ждала суровая расправа. Многие командиры и военморы были списаны и посажены в тюрьму. Сарайкина тоже списали на берег…