Лодки уходят в шторм - страница 23

— Махорки тебе, бандитская харя? — съязвил главный. — А ты у председателя губчека попросишь, у товарища Атарбекова. Он у нас тоже рыжий. Он тебе даст прикурить…

Матросы дружно расхохотались.

— Чего гогочете? — напустился на них главный. — Федотов, загони их в трюм. И гляди у меня! Сбегут — голову отвинчу!..

Катер взял рыбницу на буксир и ночью пришвартовался у борта крейсера „III Интернационал“, в Оранжерейном затоне.

Кожемяко подняли на борт крейсера. Разбудив вахтенного командира, „кожанка“ доложил ему, что задержал подозрительных лиц без документов, но пролетарское чутье подсказывает ему, что это контрики — диверсанты.

Кожемяко ввели в каюту. Вахтенный сидел на смятой койке, недовольный тем, что его разбудили.

— Ну? — неприязненно спросил он, оглядывая Кожемяко.

Кожемяко снял телогрейку, подпорол подкладку, вырвал из-под нее рваный лоскут белой материи и протянул вахтенному. Тот с трудом прочел полустертую машинопись:

>— „Мандат

>Сим подтверждается, что т. Д. Кожемяко командируется Бакинским бюро Кавкрайкома РКП (б) в город Астрахань с особо важным поручением.

>Член Кавкрайкома РКП (б)…“

Ниже стояла неразборчивая, размытая подпись, сделанная чернильным карандашом.

Вахтенный встал, посмотрел на Кожемяко так, словно перед ним стоял пришелец с того света.

— Но как вам удалось?.. Да вы садитесь, садитесь!.. — Я поспешно вышел из каюты.

Обладатель кожанки, поняв, что „пролетарское чутье“ подвело его на этот раз, вытащил из кармана кисет и примирительным тоном предложил:

— Закуривай, батя!

— Какой я тебе батя? — рассмеялся Кожемяко, беря кисет.

Минут через десять вахтенный проводил его в каюту командующего флотилией С. Сакса.

Командующий пошел ему навстречу, крепко потряс руку, усадил в кресло, велел вахтенному принести чаю и напоить остальных бакинцев, потом стал расспрашивать о рейсе. Ой раздвинул шторки над большой картой Каспийского моря ж попросил Кожемяко показать путь рыбницы, интересуясь больше всего обстановкой в районе порта Александровского: сколько заметили кораблей, какого типа?

— Мы в форт не заходили, так что сказать не могу. Вот тут, может быть, сказано. — Кожемяко извлек из телогрейки пакет. — Военные сведения из Дагестанского обкома партий.

Командующий прочел письмо, сделал пометки ж вернул Кожемяко.

— Передайте в Реввоенсовет, это очень важно?

По приказу командующего мощный военный катер взял рыбницу на буксир и повел ее вверх по течению — до Астрахани оставалось еще около восьмидесяти миль.

Впервые за многие дни все спокойно уселись на палубе. Мимо них проплывали силуэты военных кораблей, освещенные сигнальными огнями. Проносились сторожевые катера.

Постепенно в лиловых утренних сумерках стал вырисовываться город — большой приволжский торговый город со множеством церквей и мечетей. К началу 1919 года город оказался на стыке двух фронтов: колчаковского на востоке и деникинского на западе, мешая их объединению для совместного движения на Москву.

Сергей был поражен и потрясен видом города. Вдоль пристаней стояли на мертвом приколе пассажирские и буксирные суда, баржи, рыбницы — ни живой души на палубах, ни поднятого паруса, ни дымка из труб.

Сергей видел целиком выжженные кварталы, дома, разбитые артиллерийскими снарядами, проемы выломанных дверей, заколоченные досками окна. По пустынным, словно покинутым жителями улицам расхаживали патрули моряков, красноармейцев, рабочих. Иногда в утренней тишине где-то гулко грохотали выстрелы, и снова все смолкало. Город, переживший мартовское восстание, все еще находился на военном положении, днем и ночью стоял начеку, готовый к новым схваткам…

Катер с рыбницей подошел к стрелке, свернул в речку Кутум и ошвартовался в южной стороне у моста, возле таких же рыбацких лодок. В ту же минуту на палубе ленкоранской рыбницы, откуда ни возьмись, появились трое в кожаных куртках.

— С прибытием, братцы! — козырнул один из них. — Кто тут старший, следуй за мной. Мироныч ждет. Остальных наши ребята устроят на отдых. Ишь, как заросли!..

В сопровождении человека в кожанке Кожемяко, Сарай-кин и Сергей беспрепятственно миновали часовых в воротах старинного кремля, поднялись на второй этаж небольшого особняка, в котором помещался губкой партии, подошли к скромной коричневой двери с картонной табличкой: „Член РВС С. М. Киров“.