Логаэдические размеры в русской поэзии - страница 2

Схематически это обозначается (если не указывать анакрузу и клаузулу) так: так: –½–½–́ (трехдольник) или –½–½–½–́ (четырехдольник). Такое определение представляется необходимым, но недостаточным. Второй существенный признак дольников — количественное преобладание двусложных интервалов над односложными, создающее отчетливо ощущаемую инерцию трехсложника.[3] Таким образом, правы были исследователи, говорившие о «трехсложной основе» русских дольников.

Теперь вернемся к русским имитациям античных логаэдов и присмотримся к метрическим схемам приведенных выше примеров.

Сапфическая строфа.

–⏑–⏑–⏑⏑–⏑–⏑ или –1–1–2–1–1

–⏑–⏑–⏑⏑–⏑–⏑ –1–1–2–1–1

–⏑–⏑–⏑⏑–⏑–⏑ –1–1–2–1–1

–⏑⏑–⏑ –2–1

Асклепиадова строфа.

–⏑–⏑⏑––⏑⏑–⏑⏑ или –1–2–0–2–2

–⏑–⏑⏑––⏑⏑–⏑⏑ –1–2–0–2–2

–⏑–⏑⏑–⏑ –1–2–1

–⏑–⏑⏑–⏑– –1–2–1–

Алкеева строфа.

⏑–⏑–⏑–⏑⏑–⏑⏑ или 1–1–1–2–2

⏑–⏑–⏑–⏑⏑–⏑⏑ 1–1–1–2–2

⏑–⏑–⏑–⏑–⏑ 1–1–1–1–1

–⏑⏑–⏑⏑–⏑–⏑ –2–2–1–1

Фалекий.

–⏑–⏑⏑–⏑–⏑–⏑ или 1–2–1–1–1

Холиямб.

⏑–⏑–⏑–⏑–⏑––⏑ 1–1–1–1–1–0–1

Как видим, во всех этих размерах односложные промежутки значительно преобладают над двусложными: явление, обратное тому, которое мы наблюдали в гекзаметре и дольниках, и не соответствующее духу и традиции русского тонического стиха. Надо оговориться, что это относится не к тоническому стихосложению вообще, а именно к русскому.

В. М. Жирмунский, сопоставляя русские силлабо-тонические размеры и дольники с английскими и немецкими, отметил, что в немецких ямбах, в отличие от русских, так называемые пиррихии (т. е. пропуски метрических ударений) неупотребительны, стихи, как правило, полноударны. Это объяснил еще Чернышевский, указав, что в немецком языке одно ударение приходится в среднем на два слога, а в русском — на три, так что средний интервал между ударными слогами в немецком языке — один слог, в русском — два. Двусложные промежутки среди односложных встречаются в немецких стихах постоянно, но не на правах поэтической вольности в ямбах (как иногда в английских), а в особом размере — в дольниках, отличающихся от русских весьма существенно: это дольники на двусложной, а не трехсложной (как русские) основе; их ритмическая инерция создается количественным преобладанием односложных интервалов между ударными слогами.[4]

Таким образом, просодия языка обусловила в немецкой поэзии развитие дольников на двусложной основе (преобладание интервалов между сильными в один слог), а в русской — на трехсложной (преобладание интервалов в два слога). И следствием этих же законов языка было то, что имитации античных логаэдов, в которых преобладали односложные интервалы, не привились в русском стихе, как не привились редкие попытки создать русский дольник на двусложной основе.[5]

Помешала античным логаэдам обрусеть еще одна существенная причина: сильные и слабые слоги чередуются в них неравномерно, схема очень сложна, ритмическая инерция не успевает установиться, как размер сменяется другим — и стих для русского уха звучит тяжело и недостаточно ритмично.

Зато оказались очень жизнеспособными (хотя и не в своем первоначальном виде) своеобразные «русские логаэды», возникшие независимо от античных на почве русского стиха. Появлялись они в нашей поэзии в разных формах дважды: в XVIII и XIX в. — как предки будущих дольников, и, после значительного перерыва, в XX в., уже отпочковавшись от породивших их дольников. Рассмотрим сначала первые.

Стремясь выйти за узкие пределы канонизированных в высоких жанрах ямбов, поэты XVIII в. экспериментируют в жанрах «низких», пишут хореем и трехсложниками, порой подражают народному стиху, а иногда, очень редко, создают собственные размеры, сходные с логаэдическими. Едва ли не первым был Сумароков, написавший подобными размерами несколько стихотворений, в их числе песню:

Отчетливо слышна схема –⏑⏑–⏑– (⏑) или –2–1– (1), при этом, как и в имитациях античных логаэдов, на сильных местах ударение может отсутствовать. Стих звучит легче, чем в сапфической или алкеевой строфе, но это как бы промежуточная, переходная форма: односложные и двусложные интервалы уравновешены. Прекрасные примеры чисто русских логаэдов дал в последнем периоде творчества Державин: