Лондон у ваших ног - страница 14
«Откуда он знает о моей дочери?» — пронеслось у меня в голове.
— А у вас… — Он снова помолчал, вглядываясь в меня, как тогда за кулисами, колючим взором… не все в порядке. — Он взял меня за руку, и в голове возникла мысль о моем первом возлюбленном и Шурочке. — Это все позади, — успокоил он.
— Что позади? — Едва сопротивляясь, я призывала на помощь весь свой марксистско-пролетарский дух, который должен быть крепок.
— Вы добьетесь в жизни того, чего хотите, найдете, кого ищете.
— Я никого не ищу, у меня есть…
— Но вам придется принимать очень трудные решения, — не обращая внимания на слабый протест, продолжил он.
— Я вас не просила, — возмутился мой голос.
— Неправда, когда вы со мной договаривались о встрече, вы хотели… ждали, что я вас излечу. — Он подошел к окну и показал на бушующую толпу. — Они, каждый со своей болезнью, тоже рассчитывают на это. Кроме того, вы очень легко прочитываетесь. — Он изобразил на своем насупленном лице подобие улыбки. — Это, знаете, профессиональное. Если вы придете к хирургу с нагноившейся раной и будете просить помочь другу, его руки помимо воли потянутся к скальпелю, чтобы вскрыть сначала ваш нарыв. — И тут он чувствовал, что разговор мне неприятен, что я нервничаю. Для этого не нужно было быть психотерапевтом — красные пятна на лице, дрожащие руки. — Вы поняли? — словно встряхивая меня, продолжил он. — Хотите вы того или нет, вас в жизни ждут перемены. Но решение останется за вами. А теперь давайте я отвечу на вопросы вашей газеты.
«Совращение»
— Ну, как? — накинулись мы с Александрой на Мишу, не давая ему раздеться.
Он стоял в прихожей, протирая запотевшие очки.
— Мымра! — объявил Миша и покачал головой. Тощая, как доска.
Что-то неприятное кольнуло под ложечкой.
— Как ты разглядел ее там, в окошке? — с удивлением поинтересовалась я.
— Ага, мам, ловлю его на слове. Помнишь, он говорил, что некрасивых женщин не бывает, — поддела его дочь.
— Дальше я говорил циничные слова про водку, но даже здесь они не… не… — Муж искал подходящее выражение.
— Не катят, — подсказала на молодежном жаргоне Александра, что было ей совсем несвойственно.
— Да-а, — удовлетворенно закивал головой Миша и с удовольствием повторил: — Не катят.
— Вот видишь, мама, я ж тебе говорила.
— Что ты говорила? Собиралась купить наше домоуправление с потрохами? А я возражала. Они тебя сами могут купить: все подвальные помещения сдали, а нижние этажи продали.
— При чем тут эта паспортистка? Ты бы ее видела. Воротничок жабо — со времен войны с Наполеоном. Шея как у птенца, который вывалился из гнезда, — такая вся в морщинах, и кудельки, кудельки по плечам, как у девчушки.
Александра смешно подернула плечиком, имитируя, как молодится, вероятно, пожилая женщина.
— Была бы обеспеченная, так бы не выглядела.
Я нахмурилась. Не люблю, когда осуждают старение. Перевожу это тут же на себя.
— Наверное, и обо мне так говорят.
Миша вскинул на меня полные, как мне показалось, любви и обожания глаза и возразил:
— Ты у нас самая, самая…
— Что ты, мамочка, — поддержала его Александра. — Ты по сравнению с ней…
Я посмотрела на себя в зеркало. Недавно Александра сводила меня к своему дорогому парикмахеру. Он долго колдовал надо мной, подбирая на компьютере прическу и оттенок волос. С этой стрижкой и постоянно новыми туалетами в наследство от Александры я действительно выгляжу на десяток лет моложе. Кремы и косметика тоже делают свое дело. Вот фигура — конечно! Можно бы и похудей: бедра, талия… вот досада, молния на джинсах разъезжается, чуть съем побольше. Но Миша любит женщин в теле, не то чтобы безобразно толстых, а фигуристых.
Когда я расстраиваюсь, глядя на себя голую в постели, Миша проводит тонкими пальцами между моих все еще упругих грудей, целует мои глаза, плечи, бедра, затем поднимает голову и влюбленно шепчет: «Обожаю твое тело». И после приятного времяпрепровождения, ублажив меня, наливает нам по чашке кофе и подает в постель.
— Посмотри на современное западное кино, — объясняет он мне свой несовременный вкус, — у голливудских актрисочек с объемами все в порядке. Иначе им бы для постельных сцен дублерши требовались, чтобы заглушать гром костей.