Лоренцо Великолепный - страница 30

7 ноября, день рождения и смерти Платона, стал праздничным днем, как некогда для древних философов Плотина и Порфирия.

Ученые гости собирались вокруг бюста Платона, перед которым день и ночь горела лампада. Начинался философский спор, завершавшийся хвалой Платону, которую пели как гимн. Обряд этих собраний напоминал некий тайный культ, отправляемый в узком кругу посвященных, и это действительно было своего рода богослужение во славу тайного знания о началах мира.

Вскоре к платонизму приобщилась вся семья Козимо.

В собраниях участвовали и его сыновья Джованни и Пьеро, и даже внуки Лоренцо и Джулиано, когда подросли. В повседневной жизни они учились политическим играм и крупным финансовым операциям, но им было ведомо и объяснявшее мир учение, благодаря которому они были уверены, что в своей деятельности едины с Богом — первой сущнос­тью Вселенной. И дети и внуки Козимо пропагандировали «неоплатонизм» как своего рода официальное учение дома Медичи.

Невозможно отрицать, что интеллектуальные увлечения Козимо были абсолютно искренними. Он одинаково усердно изучал «Жизнеописания философов» Диогена Лаэртского и творения Григория Богослова. Что же касается принятых в то время церковных обычаев, то он придавал им мало значения. Как и другие магнаты, Козимо не был верен супруге и имел от одной невольницы незаконного сына Карло, которого воспитал в своей семье. Но ни в этом, ни в том, что он, нарушая церковные запреты, давал в долг под проценты, Козимо ничуть не отличался от своих современников. Возможно, он просто чаще, чем другие, задумывался о своей загробной жизни.

^{>Джакопо Понтормо "Портрет Козимо Медичи"}

Последние дни Козимо на вилле Кареджи напоминали кончину античного философа. Страдая от распухших суставов и жесточайшей урикемии, он до конца сохранял ясность ума и чувство юмора. Его непрестанно преследовал страх смерти, и он велел читать ему с комментариями переведенные Фичино рассуждения Платона о начале мира и высшем благе, а затем часами молча размышлял об этом. Жена Козимо Контессина, добрая хозяйка и верная спутница, однажды спросила, почему он лежит без движения. «Когда мы переезжаем в деревню, — ответил Козимо, — ты за две недели начинаешь собираться. Разве не понимаешь, что мне есть о чем подумать, собираясь из этой жизни в вечную?» Когда же она в ужасе спросила мужа, почему он лежит с закрытыми глазами, тот просто ответил: «Привыкаю».

24 июля 1464 года, почувствовав приближение конца, Козимо оставил при себе только жену и сына Пьеро. Пьеро и рассказал о его кончине своим сыновьям Лоренцо и Джулиано, которые уехали на виллу Кафаджоло, чтобы не докучать умирающему, а также спасаясь от чумы, бушевавшей во Флоренции.

Как рассказывали сын и внуки Козимо, он вспоминал все, что сделал для управления городом и собственным делом, сожалел, что не успел исполнить всего желаемого, и огорчался, что оставляет во главе дома Пьеро, столь слабого здоровьем. Но он не отказал в доверии ни ему, ни его наследникам, и всех их просил оставаться едиными в истинной любви. Козимо не составил завещания и только пожелал (это было его последней волей), чтобы его без пышных церемоний похоронили в Сан-Лоренцо. Затем он объявил, что готов и будет рад уйти из жизни, когда Богу будет угодно.

Утром 25 июля Козимо с трудом встал с постели. Он пригласил к себе приоров Сан-Марко, Сан-Лоренцо и Фьезоланского монастыря, прочитал вместе с прелатами Символ веры, попросил прошения у всех присутствующих и принял причастие. После службы он спокойно лег, и тут же началась агония, отягощенная полной закупоркой мочевого пузыря, против которой врачи, даже специалист, в последнюю минуту прибывший из Милана, были бессильны.

Козимо Медичи умер в ночь на 1 августа 1464 года, уповая на Бога, Которого познал через Платона и отцов Церкви. Тот, кто взял себе за образец трех волхвов, взял в мир иной, как дар, обновленную веру, подобную смирне, аромату вечной жизни.

2 августа 1464 года Козимо был предан земле в Сан-Лоренцо. Похороны, согласно желанию покойного, устроили простые. В церкви и на хорах горело множество свечей. Вокруг катафалка зажгли шестнадцать факелов. Вместе с приходскими священниками заупокойную мессу служили доминиканцы из Сан-Марко и каноники из Фьезоле.