Лошадь в городе - страница 8

— Если вы страдали от одиночества, как вы говорите, почему было не попытаться вызвать родных, семью. Вы же собирались это сделать?

Альбер велел мне купить книжечку о городе, красный путеводитель. С этой книжечкой, считал он, я во всем разберусь. Я купил ее и целые дни, на складе или под лестницей в общежитии, разглядывал обложку, перелистывал страницы, схемы. Для каждого района было две краски, словно город был сделан из кусочков: посредине коричневая, как вспаханное поле, а вокруг — зелень, цвет травы, леса, но только все кругом было исписано названиями и цифрами. Водя спичкой, я нашел то место, где работал, завод, потом, на других страницах, почти весь свой каждодневный путь под землей. Тот конец пути, где я жил, мне показал Альбер на большой карте в конце книги. На большой карте, которую нужно было разворачивать и на которой был весь город целиком, точно косточка внутри пригородов.

— Вы, значит, искали жилье?

И тут, мосье, я опять подумал о пауке. О рыжем, как песок, пауке, который угнездился тут и высасывает свою жертву, и поджидает, раскинув десятки лап во все стороны — по пучкам травы, по кускам желтой земли. И между двух его лап, неподалеку от больницы для престарелых, я нашел, наконец, улицу, где стоял наш барак, общежитие.

Я живу вот здесь, сказал я себе, под кончиком спички. И нарисовал обугленным концом кружочек, крохотный кружочек, который затерялся среди тысяч названий, среди тысяч улиц. Отсюда я вновь проделал весь путь до завода, протоптал тропку и сказал себе, что, несмотря ни на какие трудности, я свое все-таки найду. Найду где-нибудь в уголке, между паучьими лапами, комнатушку, кухню, постоянное место, где можно повесить полочку, поставить чемодан. Да, я искал, мосье.

— На вашем месте я сделал бы это, не откладывая, тотчас по приезде. Человеку, знаете ли, никогда не следует оставаться одному.

Каждое утро при свете тусклой лампы я читал газету, объявления — большие страницы, заполненные мелкими буквами, обломками слов. Водил пальцем сверху вниз по каждой колонке, искал номер, чтобы туда позвонить, адрес, чтобы попросить кого-нибудь туда написать, и, читая, мосье, я видел за этими словами то, что существовало где-то на самом деле: две комнаты, кухня, окно. Но всякий раз, мосье, мне отвечали отказом, неизменно отказом. Либо квартира была уже занята, либо ее сдавали только одинокому, либо нужно было заплатить вперед за несколько месяцев — причина всегда находилась. И тогда, мосье, я стал ходить по адресам, просто так, взглянуть, что я мог бы сделать, если бы там жил с женой и сыном.

— Вы уже познакомились к этому времени с той, которую называете Элианой?

Я садился на скамье, около дерева, и мысленно видел, как они входят вдвоем в бакалею, в мясную лавку, что-то покупают. Видел, как они выходят с покупками, довольные. А потом мы, уже втроем, с пакетами в руках — я все это воображал — идем к двери, в свое жилье. Жилье на заднем дворе, тихом, покойном.

— Вашу подругу ведь звали Элиана?

Однажды вечером, когда я вернулся в барак, комендант общежития дал мне письмо. Первое письмо от сына. Тот писал, что хорошо начал учебный год. Писал, что крыша прохудилась из-за снега, что они мерзнут. Писал, что оба ждут вестей от меня.

И тогда я, лежа на своей койке в общежитии, подумал, что я вроде как раб. Меня купили. Я имел право ходить, работать, но в остальном был совершенно бесправен — ни жены, ни сына. Это мне было запрещено. В этом мне было отказано. Город не впускал меня, заставлял ждать на подступах, в пригороде, подвергая испытанию. Да, мосье, испытанию, как будто мне, чтобы обрести права, нужно сперва заслужить прощение. Как будто я совершил когда-то проступок и должен теперь, как каторжник, влача свой чемодан и цепь, кружить несколько лет по городу, вокруг домов. Город меня отвергал, мосье, отвергал.

— Ну, послушайте, не следует преувеличивать. Вы ведь не один в таком положении. И мне тоже, когда я приехал в Париж, понадобилось несколько недель, несколько месяцев, чтобы найти пристойное жилье. Нужно искать, вот и все.

Иври, Булонь, Сен-Дени, Курбвуа — я переходил из одного места в другое. Я не переставал, мосье, искать дверь, которая передо мной откроется. И всякий раз, точно я переезжал из города в город, — расстояния, пересадки, километры, и всякий раз — чемодан, груз, ко всякий раз, как бы ни был долог мой путь, я оказывался опять примерно в том же бараке, на той же улице, в том же кафе. Всякий раз — то же самое общежитие с общей комнатой на всех, крохотная лампочка под лестницей, тот же умывальник, та же койка. Те же запахи, те же шумы, те же разговоры — и у каждого свой язык, свой выговор — точно мы все еще едем в поезде или на пароходе. Барак, мосье, затерявшийся в ночи под дождем где-то в пригороде. Будто остров. Затерявшийся так далеко от всего, что как-то, раскладывая вечером свои вещи на полочке, я вдруг понял: я забыл свою прежнюю жизнь. Да, мосье, забыл. Точно ее затопили полые воды.