Лоси - страница 3

Имей лось дело с соперником своей породы, он напал бы на него, наклонив рога вперед, но против всех других врагов оружием его были заостренные, как резцы, чудовищные передние копыта. Домчавшись до неподвижно ждавшего противника, лось вдруг взвился на задние ноги и упал всей тяжестью на передние копыта, ударив ими вперед и вниз, одно вслед за другим…

Медведь отскочил в сторону легко и быстро, как заяц, но все-таки лишь на какой-нибудь волосок увернулся от этих смертоносных ударов. В то же мгновение он отвесил страшный удар своей когтистой лапы по плечу нападавшего животного.

Всякий другой бык-лось свалился бы от такого удара, как подкошенный, с раздробленными вдребезги костями плеча. А великан лишь пошатнулся немного и на секунду приостановился в изумлении… затем прыгнул и кинулся на медведя с каким-то странным воем. Он не поднимался, чтобы бить копытами, не наклонялся, чтобы бодать, он, невидимому, рвался загрызть медведя зубами…

Глядя на такую невиданную, чудовищную злобу, Кримминз невольно крепче схватился за ствол ивы.

Несмотря на всю свою тяжесть и силу, медведь не мог выдержать ударов великана-лося и, сбитый с ног, покатился кувырком по склону озерной отмели. В ту же минуту и лось, ослепленный бешенством и не будучи в силах остановиться, споткнулся о ствол дерева, лежавший в кустах, и грохнулся через него так, что задние ноги его взвились высоко кверху.

Медведь вскочил все-таки раньше своего победителя и кинулся со всех ног искать убежища, словно мышь, вырвавшаяся из когтей кошки. Он выбрал для этого ближайшее дерево, а это ближайшее дерево, к крайнему неудовольствию Кримминза, было именно то, на котором охотник сидел. Встревоженный человек полез поскорей на верхнюю ветку, которая под его тяжестью согнулась и низко опустилась над водой.

Раньше чем лось поднялся на ноги, беглец был уже на полпути от ивы; но, как ни был он отчаянно быстр, несшийся за ним противник, оказался еще быстрее и настиг его как раз в ту минуту, когда медведь принялся карабкаться на дерево… Рога лося подсадили медведя, да так, что он жалобно взвыл от боли и страха.

В следующее мгновение он, с оборванной в клочья кожей на окороках, стал уже недосягаемым для второго удара рогов; но огромный лось, взвившись на задних ногах, ударил его страшными копытами и чуть не убил. Медведь завопил еще сильнее, но удержался кое-как и наконец взобрался на безопасную высоту, где, припав с жалобным пыхтением к толстой ветви, сидел смирнехонько, между тем как его победитель бесновался внизу.

Вдруг медведь заметил Кримминза, пристально смотревшего на него. Для совсем обескураженного зверя это была новая угрожавшая ему опасность. С крайним испугом медведь перелез на другую ветку, как можно подальше от нового врага, и прикорнул на ней, взвизгивая и дрожа, словно побитый щенок, и переводя унылые взгляды с человека на лося и с лося на человека, в страхе, что вот-вот они оба вместе накинутся на него.

Но сочувствие Чарли было теперь всецело на стороне несчастного медведя, его товарища по плену. И он поглядел вниз, на беспощадного лося, с искренним желанием умерить его задор и самоуверенность ружейною пулей.

Однако он был слишком дальновидный и понимавший выгоды охотников проводник, чтобы сделать это. Он удовольствовался тем, что перелез на другую, нижнюю ветку и, привлекши на себя внимание великана, высыпал в его храпящие красные ноздри добрую горсть сухого и перетершегося у него в кисете, как порошок, табаку.

Сделано это было ловко, как раз в тот момент, когда лось переводил дыхание. И медведь и человек мгновенно исчезли из глаз и памяти ошалевшего великана. Казалось, что от ревущих чиханий его огромное тело вот-вот разлетится на куски. Лось буквально становился на голову и ввинчивал морду в мягкую сырую землю, словно надеясь закопать, в ней мучителя, забравшегося ему в ноздри.

Кримминз помирал со смеху, чуть не валясь со своей ветки, а медведь перестал даже пыхтеть и скулить, изумленный и совсем сбитый с толку.

Наконец лось вскинул морду высоко вверх и стал пятиться, не видя куда, через камни и кусты, по отмели и по воде озера. Он все пятился, словно стремясь уйти от собственного своего носа, до тех пор пока, миновав мелководье, не сорвался вдруг с уступа в более глубокое место, где воды было метра полтора.