Ловцы солнечного света - страница 8

Марьяна остановилась и подалась вперёд, присматриваясь.

Так бывает, что иногда тебя словно осеняет. Как яблоко, упавшее на голову Ньютону по легенде дало ему ответ на давно мучивший вопрос, так и тут — один взгляд со стороны открыл Марьяне одну немаловажную истину, способную перевернуть всю её текущую реальность, а именно — её интересовал Юсбер. Интересовал как потенциальный кавалер. Впрочем, даже больше — она уже готова была согласиться на вечернюю прогулку с ним. Ну, чисто теоретически, конечно, но этап первоначального разговора-отсева он по какой-то причине прошёл, хотя толком ни разу и не говорил.

Она слегка нахмурилась. Это новорожденное чувство — желание оказаться к Юстасу ближе, посмотреть на него… может быть, потрогать — было совсем незнакомым и никак не хотелось укладываться ласковым котом на предназначенное место — в кошачью корзину. Нет, оно недоверчиво обхаживало новое жилище, принюхиваясь и зло било хвостом по ногам. Оно не чувствовало себя дома.

И что делать?

Пока она пыталась хотя бы осознать уровень перемен, ноги продолжали идти и Марьяна оказалась на открытом месте. Юсбер, который разговаривал с долговязым в бандане, замолчал и стал наблюдать за медленно приближающейся Марьяной. Бежать прочь и вначале обдумать, что со всем этим делать уже было глупо, да и поздно, поэтому она постаралась успокоиться и хотя бы улыбнуться. Выходило не очень. Долговязый покосился на неё с неприязнью, лениво кивнул и исчез в здании, которое при более близком осмотре оказалось столярной мастерской.

— Привет, — неловко сказала Марьяна, ступив на веранду и оказавшись так близко, что уже некрасиво молчать. И больше не нашла слов, в голове шумело желание владеть этим человеком, пока окончательно несформировавшееся, но такое незнакомое, непривычное… Марьяна не знала, что с ним теперь делать. Она понятия не имела, как другие с этим живут.

— Привет, — он насторожено смотрел на неё, видимо, вела себя гостья по местным меркам не совсем обычно. — Что-то случилось?

— А что может случиться? — пробормотала Марьяна, трусливо отводя глаза. Может, в таких случаях нужно прямо говорить, что случилось? Смотря в лицо? Отчитываться чётко и внятно?

Но нет, она пока не сможет.

— Что-нибудь сломалось в вашей комнате? — подсказал он.

— А? Нет.

Марьяна тряхнула головой. Соберись, ну нельзя же так. Да, новость была оглушительной и никак не укладывалась в рамки привычного мира. Да, поселившийся в душе незнакомец принёс с собой хаос и страх, но нельзя же так расплываться, сдаваться раньше, чем… чем что?

— Тогда чем обязан?

Юсбер говорил так ровно, как, пожалуй, говорит вышколенный персонал элитной гостиницы со вспыльчивыми и капризными постояльцами. Что-то в Марьяне взбунтовалось — в молодёжном лагере такого быть не должно, они должны просто болтать, болтать на равных! Но она не смогла возмутиться.

— Я просто гуляла… И случайно сюда вышла. Я не знала, что ты здесь. — Добавила она так, будто последняя фраза решительно всё объясняла.

В окружавших мастерскую кустах свиристели сверчки, где-то недалеко щебетала птица, а на веранде царило глухое молчание.

— Ты… — с неожиданной силой выдавил из себя Юсбер. Марьяна с готовностью вскинула на него глаза — у него довольно узкое лицо, так что губы смотрятся большими и пухлыми, и такие же узкие брови, светлые, как и короткие волосы. Или выцветшие на солнце? И голубые, как небо, которое сейчас на головой, глаза.

Не договорив, Юсбер сам себя одёрнул и замолчал.

— Что?

И снова на его лице рябью сомнение, и он говорит:

— Ты…

И снова себя одёргивает, останавливает.

— Юсб, ты долго ещё? — кричит из мастерской долговязый, и тишина веранды раскалывается и рушится вниз, как мусор. Этот посторонний голос звучит совсем не так гармонично, как звуки леса и словно ляпает чёрной жирной кляксой красивый пейзаж.

Юсбер сразу выпрямляется — его лицо спокойно, полно той привычной ему уверенности и невозмутимости — и встреча действительно становится глупой случайностью.

— Мне пора идти.

Сразу столько твёрдости в голосе… И где же вся эта твёрдость была чуть раньше? Небо в глазах становится безмятежным, отсутствующим.