Ловцы троллейбусов - страница 27

А впрочем, что в этом такого уж стыдного? Сколько раз я видел людей, которые во время дождя напяливают целлофановый пакет как шапочку. А грабители, те и вовсе, говорят, скрывают лицо под натянутым капроновым чулком.

Мир устроен разумно, но странно. Мы стыдимся мнимой несообразности, а открытой не замечаем или воспринимаем как естественную.

Едва я ступил на мокрый асфальт, сырость начала просачиваться в ботинок. Микробы буквально хлынули в дыру на подошве. Представив это, я поежился. Но возвращаться – плохая примета. Я зашагал дальше. Гадкий башмак злорадно чавкал, заглатывая новые и новые порции слякоти. Чем дальше я шел, тем неуютнее делалось ноге. А уж о самочувствии и говорить нечего: распалявший воображение жар сменился противным ознобом.

В довершение у Редактора по комнате гулял сквозняк. Сам он кутался в шубу, а мне предложил раздеться, и я сидел без пальто. Это меня и подкосило.

Дома я нырнул в горячую ванну и просидел в кипятке, наверное, больше часа, медленно приходя в себя и наслаждаясь теплом, которое проникало до самых костей. Конечно, после этого не помешало бы выпить чаю с малиной или медом, или на худой конец просто с сахаром...

Не тратя время на пустые мечты, я залез под одеяло и тут же погрузился в хаотическое нагромождение картин, видений, звуков.

К реальности меня вернул чеканный стук в дверь. Я оторвал голову от горячей подушки и прислушался... Евдокия звала меня к телефону. Покачиваясь и опираясь рукой о стену, я выполз в коридор.

Звонил Чужедальний.

– Я ждал вас целый день, – холодно сообщил он.

– Я заболел, извините, – сказал я.

– Вы несерьезный человек, – начал возмущаться он.

Мне было не по силам продолжать препирательство, я положил трубку. Не успел добрести до комнаты – телефон снова зазвонил. Я вернулся к аппарату.

– Я действительно болен. Объяснимся в другой раз, – сказал я.

Но это была Вероника.

Дальше все снова поплыло перед глазами: черный телефонный аппарат, Евдокия, ершиком мывшая на кухне бутылку из-под кефира, Редактор в мягких шлепанцах... Я отбивался от скомканных, перекрученных жгутами простыней, они хищно оплетали меня. Я скрежетал зубами, изнемогая от их изворотливой тактики. Поняв, что сам с ними не справлюсь, я стал звать на помощь дядю Гришу и Суфлера. Вместо спасителей явились Барсуков с Евдокией и заявили, что не позволят мне кормить змей кроликами и вообще не потерпят зверинца в доме.

Я поднялся и, указав на дверь, велел им убираться. Они не уходили. Тогда я схватил подсыхавший на батарее ботинок и запустил им в непрошеных гостей.

Но утром, когда я открыл глаза, ботинок был на месте. Более того, Евдокия по-прежнему находилась в комнате. Она сидела у стола и раскладывала пасьянс желтыми покупными горчичниками. При этом Евдокия щербато и застенчиво улыбалась, покачивая головой, как китайский болванчик.

– Что вам здесь нужно? – спросил я.

– Прошнулся, кашатик? – прошамкала Евдокия.

– Вы бы еще Кошкодралом меня назвали, – обиделся я.

На столе перед Евдокией стоял термос, который я где-то видел. Я силился припомнить, где именно, но тут с белой эмалированной мисочкой в руках вошла Вероника. На ней была белая свободная блуза с вишневой вышивкой на груди, стянутая в талии до пышных складок, которые вздувались ровными дольками. Так же воздушно вздувались и перехваченные чуть выше локтя рукавчики, тоже с вишневой вышивкой и отороченные кружевом.

Мысли с трудом ворочались в голове.

– Я принесу градусник, – зашаркала прочь из комнаты Евдокия.

– Зачем она здесь? – спросил я.

Вероника подошла и положила мне на лоб прохладную свою ладонь.

– Хорошая, добрая старушка, – сказала она. – Вообще вам повезло с соседями.

– Не верьте ей, – горячо зашептал я. – Она совсем не такая. Ночью запустила в меня ботинком.

– А еще мы с Евдокией Васильевной для вас куриный бульон сварили, – пропела Вероника. – Сейчас будем обедать. А потом горчичники и спать. Сон – лучший доктор. Пока пойду скажу Валентину Романовичу, что вы проснулись.

– Валентин Романович – это кто?

– Барсуков. Замечательный человек.

– Они тараканов травят! – воскликнул я.

– Вы больны, – вздохнула Вероника. – Вам все видится в неверном свете. Сейчас они навестят вас.