Ловец бабочек. Мотыльки - страница 33
И ладно бы…
Той плоти — полтора пуда ребер да шкура жесткая, но… ценить же надо женский подвиг! А подвиг она и совершила, пробираясь тайком через черный ход.
Амулет отвода глаз.
И крепкого сна для старухи, которая была слишком уж любопытна. И еще один, известного назначения, пристроенный в изголовье кровати. Правда этот, похоже, не действовал. Набрасываться на Ольгерду князь не спешил. И вовсе не спешил.
Сидел.
Глазел.
А потом и вовсе зевнул, скотина…
…нет, будь ее воля, Ольгерда бы…
…воли не было.
Пока.
— Себастьянушка, — она прижалась к одеялу, чувствуя себя на редкость глупо. — Я так по тебе скучала… я… ты не поверишь, но я поняла, что все, что было раньше, это… это пустое… моя жизнь пуста без тебя…
Она всхлипнула и пустила слезу.
И еще одну.
Но слезы хвостатую сволочь не разжалобили.
— Я… я понимаю, ты злишься… я виновата… боги, я так виновата… — и руки прижать к трепещущей груди. Я люблю тебя…
— А я тебя нет, — сонно ответил Себастьян.
— Не важно! — Ольгерда не собиралась отступать. Не здесь. Не сейчас. — Моей любви хватит…
— На что?
…как он дожил-то до этаких лет? Его хотелось и отравить, и удушить, и еще поглумиться над телом. Ольгерда сделала глубокий вдох.
— Я понимаю, что ты не хочешь связывать себя узами брака… не надо… мы оба взрослые современные люди… к чему эти буржуазные пережитки…
— Эк тебя припекло-то…
Ольгерда постаралась выбросить эту фразу из головы.
— Мы можем быть счастливы вместе…
Князь испустил тяжкий вздох. И открывши оба глаза — на миг показалось, знает он все распрекрасно, и про нее, и про братца драгоценного, которому недолго осталось, но пока осталось, Ольгерде приходится выполнять его капризы, — уставился на Ольгерду.
Смотрел он долго.
Нет, не раздевая, будто вовсе не замечая ни ее наготы, ни шелкового белья, наготу эту подчеркивавшего. Он смотрел… с укоризной?
— Ольгерда, — наконец, произнес Себастьян. — Ты переигрываешь.
— Сильно? — она вдруг явственно осознала, что ничего-то не получится.
И разозлилась.
На Себастьяна… на братца ненавистного, которому Себастьян вдруг понадобился… и на себя тоже за неспособность отделаться от мужчин… а потом злость ушла.
А ведь и вправду…
…нет, сегодня же…
…она уйдет. И вернувшись к себе, скажет, что ничего не получилось… а вздумай он руки распускать,… что ж, среди ее поклонников всякие имеются, достаточно намекнуть, и исчезнет дорогой брат, словно его и не было… и странно даже, что это, вполне себе логическое решение старой проблемы, ей прежде не приходило в голову.
А потом… потом она уедет.
Куда?
Куда-нибудь, лишь бы подальше от этого серого унылого городка с его закостеневшими жителями, старыми сплетнями и старыми же сплетницами… а может… Порфирий с горя запил, но тем лучше… он оправится и… он нехорош собой, лишен всякой изящности и неманерен, похож на медведя-шатуна, зато просто-таки неприлично богат, и денег его хватит, чтобы примириться с недостатками.
— Изрядно, — признался Себастьян и, вновь зевнув, — вот же сволочь, знает, что теперь и Ольгерду зевать потянуло, поинтересовался. — Чего ты на самом деле хочешь?
— Свободы. И денег.
— А я при чем?
— В принципе, не при чем, но… меня родственник попросил, — приняв решение, Ольгерда не без удовольствия избавилась от маски. Если бы кто знал, как ее утомили эти маски. — Побыть рядом, приглядеться…
— Родственник, значит… приглядеться… и давно ты приглядываешься?
А вот теперь он разозлился.
Ишь, как глаза блеснули. И выражение лица… почти не изменилось, но той малости хватило, чтобы осознать — оскорблен.
Самолюбив, как все мужики.
— Да нет… сначала мне было самой интересно… столько разговоров… как же… в нашей-то глуши и холостой князь собственною персоной, как было не взглянуть… Если хочешь знать, твою шкуру начали делить задолго до твоего здесь появления, — Ольгерда фыркнула и, стянув туфельку, швырнула ее в угол. Спать в туфлях и вправду было на редкость неудобно, каблуки так и норовили за простынь зацепиться и оную простынь продрать. — И мне захотелось позлить всех этих… благопристойных клуш. И да, я честолюбива, мне захотелось стать княжной, чтобы те, кто еще недавно от меня носы свои воротили, кланялись… и вообще…