Ловля ветра, или Поиск большой любви - страница 36

Подвиг? Да, настоящий материнский подвиг.

И еще две истории.

Феодора, так звали нашу героиню, по национальности курдка. Муж ее был албанцем. Жили они в начале прошлого века и были православными христианами. Феодора получила хорошее образование, знала пять языков: само собой, курдский и албанский, а еще русский, украинский и французский. Кто в нынешнем «продвинутом» веке может похвастаться такими обширными знаниями?

Но дело не в этом. Было у семейной четы много детей, а стало быть, и много хлопот, скорбей и радостей — все вперемешку. Пришло время женить сына, старшего. Радость.

А когда сын с невесткой тихо, чтобы не слышали родители, изо дня в день ругаются у себя в комнате, а потом вдруг объявляют, что они разводятся, — беда. И вот уже невестка, на ночь глядя, зареванная, с чемоданами в руках устремляется к выходу. Что делать? Ложиться на порог? Да. Да, именно ложиться на порог, и это не просто фигура речи. Феодора так и сделала — решительно, как делала все. И не побоялась, что ее не так поймут или что выглядеть будет смешно. Уселась на порог, протянула ноги и сказала невестке сурово: «Уйти хочешь? От родного мужа, венчанного? Ну, давай, иди. Если совести у тебя нет, перешагнешь через меня, свою свекровь, вторую мать!»

Не смогла невестка. Выронила чемоданы, разрыдалась. Свекровь тут как тут, обняла ее, горькую, стала гладить, баюкать, приговаривать. Мужчины уже спать легли, не выносят они женских слез, а свекровь с невесткой все сидят обнявшись на крылечке. Все, все рассказала невестка, все обиды свои. И Феодора кое-что из своей жизни ей рассказала, ободрила, успокоила, утешила.

Уж первые петухи прокричали, когда она невестушку спать отослала. Заперла двери, помолилась у темных икон, сняла неизменный свой фартук и осторожно подошла к двери, что в комнату молодых вела. Тихо. Приоткрыла… Намаявшись, молодая женщина уже спала на краешке постели. Но легла валетом, как неродная. Значит, еще обида есть, значит, не принимает еще мужа. Тогда мать позвала властно сына: «Илья! Проснись!» Тот зашевелился сонно. «Проснись, кому сказала! Жена пришла, ляг как следует».

Многие ужаснутся: как можно?! Встревать в жизнь детей? Командовать? Да они возненавидят мать после этого!

Может, и возненавидят. Это как воспитывать. А в той семье воцарились мало-помалу лад да любовь. К утру молодые помирились. После дети у них родились. И одна из дочерей, воспитанная в покое и ласке, в любящей и полной семье, рассказала эту быль. Так что верно говорят: история все рассудит, все расставит по своим местам.

Мария одна воспитывала сына. Что уж там случилось, неведомо. Детей у нее больше не случилось, и нового брака она не искала.

Сын, назовем его Максимом, вырос ладным, красивым да высоким, как кедр ливанский. Женился. Двое детей родились один за другим. Жена Люба ему попалась заботливая, детям хорошая мать. Малыши то болеют, и Люба с ними ночей не спит, то заикаться вдруг старший начал, а младший ему вторит — к логопеду надо водить обоих, — словом, у детей «не понос, так золотуха». Обычное дело. Материнский труд — огромное бремя. Но и радость немалая.

Бабушка помогала невестке, чем могла, внуков любила всею нерастраченной своею любовью. Ведь недаром же говорят, что потенциал женщины рассчитан на то, чтобы вырастить пять, а то и восемь детей. Некоторые так и делают: рожают и воспитывают. А некоторые всю жизнь с этим потенциалом за мужиками гоняются.

Ну да Бог с ними.

Как вы уже, наверное, заметили, Максима я среди этих хлопот не упоминаю. А его и не было. Само собой, он работал, обеспечивал семью. Но это и все. Остальное, то есть воспитание детей, считал он делом бабским, неинтересным. Все больше времени Максим проводил в гараже. А может, и не в гараже, а еще где… Погруженные в хлопоты о детях, невестка и свекровь не сразу заметили, как отдалился от семьи Максим. Как неуютно ему стало в доме, как спешит он пораньше уйти и попозже прийти. И детские вопли-сопли его раздражали…

Не искушение ли житие человеку на земли?! (Иов. 7,1). Грянула беда. Максим объявил жене, что уходит из дома. «Нет, — сказал, — ты хорошая, вообще нет претензий, но я полюбил другую. Ничего не поделаешь…»