Ловушка для беглецов - страница 8

стр.

Глава пятая. ПОДСАДНАЯ УТКА

— Операция «Подсадная утка» начинается, — сказал я и что было силы жалобно закричал: — Дядя Вася! Простите меня. Не уходите!.. Я больше не буду!!!

Алёшка и Фимка смотрели на меня широко раскрытыми глазами, как будто навсегда прощались со мной.

— Так надо. Иначе не выберемся. Я веревку захвачу и обратно. Побег не отменяется, — прошептал я Фимке и пошел к двери чердака, как к вражеской амбразуре.

Дядя Вася стоял внизу и ехидно посматривал на меня:

— Ну что, герой! Испугался? А ты бы посидел там еще. Там небось хорошо… А где второй? Мне сдавалось, что вас там двое было.

— Дядя Вася, простите, пожалуйста, — канючил я, сделав вид, что не расслышал его вопроса. — Простите. Я больше не буду.

— Где второй, спрашиваю? — сердился сторож, а сам в это время подставлял лестницу.

— Я один был. Простите меня. Я не знаю никого. Здесь страшно на чердаке, — пытался я разжалобить его.

— Один? — все еще не верил дядя Вася. — Ну, это мы еще проверим. А ну шагом марш вниз!

Я стал медленно спускаться. Как мне не хотелось этого делать! Уши мои заранее горели и болели. Когда я добрался до середины лестницы, мне ужасно захотелось спрыгнуть на землю и пуститься наутек. Но я тут же отбросил эту трусливую мысль. Нельзя было подводить товарищей. Надо было убедить дядю Васю, пусть ценой собственных ушей, но убедить, что, кроме меня, на чердаке никого не было. Поэтому я добровольно отдался прямо в цепкие руки сторожа.

Что говорить, мне было больно, даже очень больно, когда дядя Вася, как клещами, ухватился за мое левое ухо. Он так крутил его, что казалось, еще чуть-чуть, и оно оторвется. Конечно, можно было стиснуть зубы, терпеть и не кричать, но я знал, что кричать лучше. Во-первых, не так больно, а во-вторых, есть надежда, что сторож быстрее пожалеет и отпустит. И я кричал, кричал изо всех сил, что больше никогда и нигде не буду лазить, что я ни в чем не виноват и не крал лестницы.

— А кто же ее брал? — допрашивал меня сторож.

— О-е-е-ой! Больно! — кричал я, как можно громче. — Отпустите меня! Я нашел ее. Случайно под ботвой. Она у забора лежала. Я покажу, только отпустите меня! Не знал я, что это ваша лестница…

— Ладно, — смилостивился дядя Вася. — Отпущу, если слово дашь, что никогда не будешь воровать чужие лестницы.

— Не буду, дядь Вась, честное слово, не буду! — искренне пообещал я, и сторож отпустил мое ухо.

Конечно, я мог тут же рвануть и побежать — дядя Вася не догнал бы меня. У него нога в Отечественную войну была прострелена. Но не мог я оставить сторожа около чердака. Надо было во что бы то ни стало увести его от конторы.

— Вон там. Пойдемте, покажу, — говорил я, растирая болевшее ухо. — Вон у того забора я ее нашел. Откуда мне знать, что это ваша лестница.

— Где нашел?

— У забора.

— А ты не врешь? — подозрительно посмотрел на меня дядя Вася.

— Что б мне провалиться на этом месте! Под ботвой лежала, еще и железом прикрытая. Я ж не знал, что это ваша лестница.

— Лестница эта не моя, а государственная! Чуешь разницу?.. Вот. Я охраняю вверенное мне имущество. А ну-ка покажи, где ты ее нашел. — И он двинулся к забору.

— Дядь Вась, — остановил я его, — а лестница? — Мне совсем не хотелось, чтобы он возвращался к конторе без меня. — Надо взять ее с собой, а то вдруг кто-нибудь утащит.

— Соображаешь, молодец, — похвалил сторож и хитро посмотрел на меня. — Надо взять… Вот ты и возьми.

Я сразу понял, что он хочет проверить — мог ли я один дотащить лестницу до чердака. Не знал дядя Вася, что я, для того чтобы освободить друзей, могу сейчас даже трактор поднять.

Спокойно подойдя к лестнице, я осторожно наклонил ее и взвалил на спину. Честно говоря, для одного лестница оказалась тяжеловатой, и меня немного качнуло. Но я не подал виду, что мне тяжело. И потащил ее так, как будто целыми днями только и делал, что носил такие большущие лестницы.

— Не надорвешься? — как-то слишком уж участливо спросил меня сторож.

— Ничего — тут недалеко, — ответил я, стараясь дышать ровнее.

— Может, помочь?

— Спасибо, сам управлюсь.

— А чтой-то показалось мне, что ль, — спросил он меня по дороге, — что вас двое было?