Ловушка для Луны - страница 9
— Мне нужен знак гильдии.
Улыбка исчезает совсем. Наклонившись вперед, ко мне, якобы для того, чтобы снять мерку для заговоренного пояса, Тухля обегает окрестности цепким взглядом. Это лишь для меня, чужой, ярмарка кажется настолько спокойной, насколько данное слово может быть применимо к ярмаркам. Обычная суета, шум, запахи. Маги громкими голосами зазывают случайно забредших в неурочное время покупателей, нахваливают товар. Переругиваются друг с другом, обмениваются сплетнями. Ветер колышет разноцветные полотняные вывески, позвякивает свисающими на длинных нитках амулетами. Пахнет дымом, готовящейся на кострах пищей и обжигаемыми до черноты костями. Да и помойная яма, до которой отсюда рукой подать, распространяет характерные гнилостные ароматы.
Неудивительно, что Тухля выбрал эту точку. На самом краю ярмарки, у невысокого заборчика, отделяющего ее от городской свалки. Вот не надо было так часто твердить, что он испорченный, с гнильцой, тогда и гниль нельзя было бы назвать его тотемом. А теперь только представьте, на что способен маг, чьи силы подпитывает выгребная яма. Особенно в городе, где мусора немеряно.
Пограничники правы, когда говорят, что монстры рукотворны. Но творят их не ведьмы при помощи грязной магии, а само хваленое чистое человечество. Учителя, призванные порицать любое проявление магического таланта. Строгие родители, всегда готовые выбить дурь вместе с самой жизнью, и участливые родственнички, притворно-сочувственно вздыхающие: “Ой, ну в кого же он такой, порченный, уродился?” А сверстники, без устали травящие тех, кто хоть чем-то отличен от других? И после этого кто-то еще удивляется, что подавляющее большинство магов озлоблено на весь мир, а слова “доброта”, “бескорыстие”, “участие” и “понимание” для них просто бессмысленные наборы букв.
Из Тухли запросто вышел бы злой колдун наподобие Черного Пепла или Безмолвного Ужаса. Нам было семь или восемь, когда мы впервые оказались в одной команде в “демонах и пограничниках”, и в нем уже тогда скопилось столько злобы, что хватило бы и одного легкого толчка, чтобы она выплеснулась наружу. Не будь нас: сначала первой беспроигрышной команды “демонов”, а потом просто неразлучной троицы друзей — Тухли, Луны и Шута — он давно ушел бы на равнины. Не знаю насчет таланта, но ненависти ему уж точно бы хватило, чтобы выжечь напоследок пару кварталов негостеприимного города, разом перечеркнув эти страницы жизни. Может быть, мы бы точно так же встретились несколько лет спустя — только призывающим была бы не я. А, может, старый добрый Тухля действительно стал бы Безмолвным Ужасом — одним из тех колдунов, у которых и не разберешь, где кончается демон и начинается человек, настолько все одинаково черное и злое.
Неудивительно, что раз уж в конечном итоге его сослали на ярмарку, то дела он тут проворачивает далеко не легальные. Хорошо, закроем глаза на то, что Тухля, которого я знаю, охотнее удавится, чем сделает что-то хорошее для тех, кто все детские годы издевался над ним — за исключением разве что избавления от бессмысленного и бесполезного прожигания жизни, если включить это в стройные ряды хорошего. Но даже взглянув на его обитель со стороны, увидишь: для торговой палатки его шатер слишком невзрачен, место не лучшее, а уж про одежду хозяина что и говорить — в таких лохмотьях на преуспевающего торговца он не похож. Да и первое предложение подыскать мне клиентов говорит само за себя — мой добрый друг давным-давно переметнулся на другую сторону закона. Значит, мне можно расслабиться и позволить ему самому отслеживать окружение: когда кону не простое взыскание, а кое-что посерьезнее — смертная казнь — Тухля не пропустит ни тяжелого ботинка пограничника, выглядывающего из-под пестрого занавеса, ни любопытных глаз своего же коллеги и конкурента.
— Ты не городской маг, — отстраняясь, произносит Тухля. Не знаю, какую мерку можно снять, прикладывая измерительную ленту к животу наискось, но явно не ту, что надо, потому что его вывод до чертиков абсурден.
— А я и не знала, — огрызаюсь в ответ. — Спасибо, мистер очевидность, без тебя никак не догадалась бы. Что, животом не вышла?