Ловушка для волчицы - страница 4

стр.



   Ла-Манш под нами - красота



   Пять тысяч метров высота



   С опасным грузом мы летим



   И мерзкий Лондон разбомбим.



   - Чья бы корова мычала... хорошо, хорошо мы первые начали. Но клянусь, я никого не бомбила и не убива...



   - Неужели, - демонстративно заглядывает в раскрытое досье Воннегут.



   - Вижу, вам всё и так известно.



   - Мне любопытно услышать вашу версию.



   - Летом 1944 меня в составе особой группы откомандировали в Варшаву. Я разрабатывала участниц местного подполья. А первого августа поляки из Армии Крайова подняли восстание. Хорошо ещё, что мы за несколько часов до начала узнали о нём и успели кое-как подготовиться. И всё равно повстанцы сумели отрезать нас от остальных. Мы целые сутки держались в полном окружении. Отбили четыре ожесточённых штурма, поляки пытались захватить здание любой ценой.



   - Интересно с чего это вдруг? - с неприкрытым сарказмом произносит Воннегут.



   Обрывки того дня стремительно проносятся у меня перед глазами. Что я помню?



   - Унтерштурмфюрер Дросте, вы поняли какой ваш сектор обстрела?



   - Так точно штурмбаннфюрер Рольф.



   - Тогда занимайте позицию и берегите патроны. И чтобы каждая пуля попадала прямо в польскую башку! Польские ублюдки! Грязные подлые свиньи! Разрушить к чертям этот проклятый город! По местам, ребята!



   Помехи, треск и шум в радиоэфире, через который пробивается отчаянный крик- "Парни, держитесь! Мы обязательно вытащим вас! Не смейте там умирать!"



   Счастье великое, что у нас оказался пулемёт МГ-42. Я впервые воочию узрела на что способна эта машина смерти. И спасибо инструктору, что научил меня стрелять из пистолета-пулемёта, а особенно - бросать гранату. Тогда я думала, что это самый худший день в моей жизни.



   - Мы Дикому Востоку



   Несём культуры свет



   На случай что - есть пулемёт



   У них эмгэшки нет.



   И гранату, как я читаю в вашем досье, вы кинули очень даже удачно. В общем, отважные защитники Торкилстона покрыли себя неувядаемой славой. Правда свой разбойничий замок вы всё-таки отстояли. Для полного сходства - у вас в подвалах тогда не томились евреи?



   - Евреи? Нет, к тому времени с евреями в Варшаве уже...



   - Вот как? Ясно. Выходит, вы почти боевой офицер. Что же, за такое и награду из рук самого рейхсфюрера получить не грех. А потом вы допрашивали пленных участниц восстания. Буду тактичен и не стану допытываться как проходили эти допросы и какие средства вы применяли. Надеюсь, вы не станете отрицать, что дальнейшая участь этих девушек вам прекрасно известна? Женский концентрационный лагерь Равенсбрюк. Знакомое название?



   - Я была там в служебной командировке, - еле слышно признаюсь я.



   - Его узницами были исключительно женщины. Тем не менее, число прошедших через него впечатляет. Более ста тысяч, я ничего не путаю?



   - Сто тридцать тысяч, - уточняю я.



   - Сто тридцать. Немки, француженки, еврейки, полячки, русские. Зачастую их отправляли туда вместе с детьми. Отправляли беременных. Несчастные рожали прямо там. Перед тем как эвакуировать лагерь, его персонал и охрана уничтожили почти все документы. Только одному Богу известно, сколько узниц не дожило до освобождения.



   - Девяносто тысяч, - виновато гляжу я на Воннегута.



   - Сколько?!!!



   - Но это исключительно потому,- лепечу я, - что в связи с международной блокадой Третьего Рейха мы испытывали серьёзный недостаток продовольствия и медикаментов и просто не могли обеспечить его достаточный уровень для узниц и узников. Честное слово.



   - Гениально... Нет, это действительно гениально. Так это мы во всём виноваты. Скажите, - вкрадчиво обращается ко мне Воннегут, - вот вы сейчас меня за кого принимаете?



   Я молча опускаю взор, чувствуя, как жгучая краска стыда заливает моё лицо.



   - Значит так, - бьёт в сердцах по столу ладонью американец, - дело ваше, и вы это прекрасно понимаете, плохо. В лучшем случае лет так через десять... а может и пятнадцать у вашего ребёнка появится шанс увидеть родную мать, надеюсь совсем другим человеком. И не смотрите на меня таким жалостливым взором. Не надо. У вас глаза волчьи. Да, да именно волчьи. И слёзы, между прочим, тоже этого не скрывают. Волчьи. Ладно, ладно, успокойтесь. Будет вам. Ну вот, я из-за вас чувствую себя последним подонком - довёл до слёз женщину, которой вот-вот рожать. Хорошо, слушайте внимательно. Скрывать не стану - есть шанс. Учтите ваш последний и предложу его я всего один раз.