Ловушка времени - страница 4

И вот на сцену вышло христианство, которое как нельзя лучше подходило язычникам, так как сочетало привычные атрибуты язычества: божество, порождающее детей от союза с земной женщиной, умирающий и оживающий бог – с нравственными основами монотеизма: свободой выбора между добром и злом, приоритетом нравственного начала над физическим.

Таким образом, пришел к выводу Кравченко, раннее христианство было упрощенным, адаптированным для язычников вариантом иудаизма. Так адаптируют или упрощают оригинальные книги для изучающих иностранный язык.

Меня это никогда не волновало, но если бы я был неевреем, то, наверное, возмутился.

Дальше Кравченко стал говорить о том, что если бы христианство не появилось в то время, то иудаизму был бы дан дополнительный шанс, и наверняка античный мир в конце концов стал бы иудейским.

– Но христианство тем не менее появилось, – возразил я, – значит так было надо.

– Кому надо? – возмутился мой собеседник. – Евреям уж точно это было не надо.

– Послушайте, при чем тут евреи?

– Как при чем? А вы кто?

Я промолчал, посчитав его вопрос риторическим.

– Поймите, – продолжал Кравченко после паузы, – Иисус совсем не собирался придумывать новую религию, и уж тем более не претендовал на роль сына Бога, это было бы для него как для верующего иудея просто нонсенсом. Вся проблема была лишь в том, что его казнили. Это событие стало фатальным для еврейского народа и привело к возникновению христианства, основанного на обвинении евреев в богоубийстве. Именно это и послужило причиной многовековой трагедии еврейского народа.

Я перестал ему возражать, тем более что совершенно не понимал, куда он клонит.

– Я уверен, – продолжал Кравченко, – что тогдашние власти Иудеи не только не принимали участия в казни Иисуса, но, наоборот, всячески старались его спасти от рук римского прокуратора. Им казнь Иисуса была совершенно невыгодна, так как превращала их в глазах народа в явных пособников римских оккупационных властей.

– Все, что вы рассказываете, конечно, очень интересно, но какое отношение это имеет ко мне, – попытался я вернуть моего собеседника к действительности.

– Самое прямое! – вскрикнул Кравченко. – Неужели вы ничего не поняли? Вы изобрели машину времени!

– Послушайте, вы просто не понимаете, о чем говорите. Никакой машины времени я не изобретал, вы напридумывали себе Бог знает что. Я работаю над проблемой хроноволновой теории, и нам удалось произвести некоторые молекулярные перемещения в хроноволновом пространстве.

– Не пытайтесь запутать меня в дебрях научных терминов, – Кравченко спокойно положил ногу на ногу, – ведь ясно, что благодаря вашему изобретению человек вполне может переместиться в прошлое.

– Нет, нет и еще раз нет! – в запальчивости воскликнул я. – Об этом не может быть и речи. Было проведено лишь несколько экспериментов по перемещению в прошлое микрочастиц.

– Где микрочастицы, там и макротела, – заверил меня Кравченко.

– Так, давайте закончим этот пустой разговор, – сухо сказал я и резко встал из-за стола.

Тогда Кравченко стал хватать меня за руки и сбивчиво говорить, что мой долг как человека, как ученого и как еврея – спасти еврейский народ от трагедии. С его точки зрения, мы должны были срочно отправиться в Иудею начала нашей эры, разыскать Иисуса и спасти его от казни.

Ситуация была довольно странная, я просто не знал, что делать. Можно, конечно, обратиться в полицию, но что я буду там объяснять?

Кравченко воспользовался моей нерешительностью. Он стал доказывать мне, что, спасая Иисуса, мы совершаем акт милосердия, способный изменить историю человечества в сторону ее гуманизации.

– Представьте себе, что не будет ни крестовых походов, повлекших за собой гибель сотен тысяч людей, ни инквизиции, ни религиозных войн, ни средневекового антисемитизма в Европе, ни Холокоста наконец, а я просто уверен, что Холокост был естественным продолжением средневекового европейского антисемитизма, – продолжал проповедовать он.

Уже тогда я понимал, что он говорит ерунду, но не чувствовал в себе силы серьезно ему возражать. А он был очень убедителен. Вероятно, он обладал каким-то гипнотическим даром или, как сейчас модно говорить, экстрасенсорными способностями.