Лубянка - Старая площадь - страница 13
Вот как высказывался Владимир Ильич о свободе печати до Октября. Ну, а какой была его точка зрения на этот вопрос после захвата власти большевиками?
Обратимся к его выступлению на Первом конгрессе Коминтерна:
«Действительной свободой и равенством будет такой порядок, который строят коммунисты и в котором не будет возможности обогащаться за чужой счет, не будет объективной возможности ни прямо, ни косвенно подчинять прессу власти денег, не будет помех тому, чтобы всякий трудящийся (или группа трудящихся любой численности) имел и осуществлял равное право на пользование общественными типографиями и общественной бумагой».
Вот так, Михаил Александрович, следует понимать свободу печати по-ленински. Эти указания Ленина в 20-х годах были проведены в жизнь. Мы имели «Московское товарищество писателей», свободное от назначенных редакторов и цензуры (за исключением военной); мы имели право даже на «авторское издание». В журналах и газетах шли дискуссии не только на литературные темы, но и по вопросам большой принципиальной важности. Для журналов и газет также не было цензуры, кроме военной.
Так было, учтите, у нас в классовом обществе, в условиях острой борьбы с недобитками буржуазии, с идеологами эсерства (особенно в кооперации), с кулачеством, с церковниками. И это было правильно, необходимо, ибо те теории, науки, учения, которые не знают дискуссий, идут в могилу.
Сейчас же не только «всякий трудящийся (или группа трудящихся любой численности)», но и рядовой член партии лишены возможности свободно оглашать свое мнение в печати. Дело дошло до того, что невозможно даже опубликовать протест по поводу извращенной истории или классиков марксизма, что нередко наблюдается в нашей прессе.
И это происходит в стране, в которой накануне 50-летия декларируется:
«Победа социализма создала экономические, социальные, политические и духовные предпосылки для перехода к строительству коммунистического общества» (см. «Тезисы ЦК»).
Это происходит в стране, народ которой общим участием в борьбе с фашизмом доказал верность идеям Маркса - Энгельса - Ленина. А вы, Михаил Александрович, боитесь мнений и суждений этого народа? Вы хотите этот народ лишить его конституционного права на свободу печати?
Требуя свободы печати, Солженицын вместе с тем ждал от Съезда писателей защиты от произвола, творимого над ним лично. Вы, конечно, письмо Солженицына читали. И как вы откликнулись на этот крик о помощи? Чем помогли собрату по перу, как, скажем, русская общественность некогда шла на помощь Максиму Горькому?
Нет, вы пошли другим - закономерным для вас - путем. Вы фактически ответили на письмо Солженицына с трибуны Съезда, заведомо зная, что автору письма не будет предоставлена трибуна ни на Съезде, ни в печати. Вы присоединили свой голос к тем, кто систематически травит талантливого писателя. Название такому поступку дайте сами, так как мне в этом случае трудно отрешиться от некоторых определений «колымского стиля».
В своей безмерно раздутой себявлюбленности вы не считаете для себя обязательным говорить с делегатами Съезда уважительно и серьезно. Вы полагаете, что с ними достаточно играть роль деда Щукаря, которому дозволительны и пошлое балагурство, и заезжательство, и пренебрежение к товарищам по литературному цеху, которые возмущаются нестерпимыми цензурными тисками.
Трудно без возмущения читать вот эти слова, достойные черносотенца:
«Мир охвачен тревогой и беспокойством. А кое-кому хочется "свободы печати" для всех - "от монархистов до анархистов".
Что это - святая наивность или откровенная наглость?
Эти алчущие "свободы" пытаются вести свою тлетворную работу среди наших молодых. Нет, господа, ничего не выйдет у вас!»
Так мы, требующие восстановления ленинских указаний о печати, правды - даже самой жестокой и беспощадной - в искусстве и в истории, борьбы с бюрократией по-ленински, мы для вас - «господа», «тлетворно» влияющие на молодых?!
Это - не единственная гнусность в вашем балагурстве на Съезде.
Что-ж, каждое время имеет своих Булгариных!
Советую вам, господин Шолохов, прочитать дневник Никитенко, бывшего цензора времен Николая Первого. Он, этот чиновник тирана, всеевропейского жандарма, был, по своим мыслям и делам, культурней и благородней вас.