Лучи смерти - страница 34

Загорелась сухая трава, некоторые близлежащие деревья.

Атма смотрел на это зрелище, ничего не предпринимая для ликвидации.

Быстро пустил он в ход турбины Р.Ф.С.I. Аэроплан взвился ввысь. Далеко под ним лежал горящий лес. Атма улыбнулся.

— Если будет хороший ветер, Глоссин, ты еще этой ночью…

Остальное пропало в шуме машин.

Атма взялся за рычаг и направил аэроплан на север. Путь через полюс был самым безопасным.

Р.Ф.С.I легко и почти без сотрясения спустился на поляну перед труворским домом в Линнее. Своими сильными руками Эрик Трувор перенес в дом раненого друга; Яна следовала об руку с Атмой.

Настали горестные дни. Рана Сильвестра не была смертельной, пуля Глоссина скользнула мимо ребра и задела только мясо; но опасна была лихорадка. Старый Линнейский врач беспомощно качал головой. Не было заражения крови, рана затягивалась, и все же лихорадка истощала больного. Искусство врача и его латынь не могли помочь.

Долгие дни и короткие светлые ночи проводила Яна у постели Сильвестра, чередуясь с Атмой. Последний, умерявший самый дикий бред Сильвестра, прикосновением руки ко лбу, сказал Эрику Трувору:

— На пятую ночь наступит кризис.

Как ни тихо были произнесены эти слова, Яна услышала их.

Сегодня была пятая ночь. Она сидела в полутемной комнате, у постели Сильвестра, наблюдая за каждым движением больного.

Было далеко за полночь, и неверный свет проникал в комнату. Со страхом и радостью заметила Яна перемену в чертах Сильвестра. Что-то задрожало в них, опущенные веки, казалось, хотели подняться. Тело зашевелилось.

Была ли то смерть или пробуждение к новой жизни?

Горе охватило Яну. Она хотела позвать Атму, но голос не повиновался ей. Безудержно отдалась она обуревавшим ее чувствам. Обвив руками шею Сильвестра, она стала шептать ему нежные слова и прижалась губами к его лбу. Все предписания врача, все указания Атмы были забыты в этот момент.

— Сильвестр, не покидай меня! Сильвестр, останься со мной!

На мгновение он поднял веки, словно стараясь узнать окружающую обстановку. Потом они снова закрылись, голова глубже ушла в подушки. Он лежал неподвижно.

— Сильвестр!

Это был крик отчаяния. Тихо опустилась она на колени у кровати и закрыла лицо руками.

Атма вошел в комнату. Его вопрошающий взгляд остановился на лице Сильвестра. Пробормотав «он спасен», Атма вышел.

Больной снова открыл глаза и с радостным удивлением увидел прижатую к своей груди белокурую голову.

— Кто это?..

Яна вскочила.

— Он жив!

Сильвестр все еще не узнавал ее.

— Кто это?..

— Яна, твоя Яна с тобой!

Проблеск сознания показался на лице Сильвестра.

— Яна?

— Да, твоя Яна.

— Яна… Яна… — он повторял это имя, словно находя в нем высшее блаженство. Обняв Яну, он притянул ее голову к себе и прижался лицом к ее лицу.

— Моя Яна, — сказал он так тихо, что ей бросилась в глаза его необычайная слабость. Потом он снова закрыл глаза, засыпая, но счастливая улыбка осталась на его губах.

Неслышными шагами приблизился Атма к Яне.

— Он спит, опасность миновала. Тебе тоже нужно отдохнуть, бедное дитя. Оставь меня одного с Сильвестром. Когда нужно будет, я позову тебя.

— Он спит, он спасен, — тихо повторила Яна.

Бросив на спящего долгий взгляд, она последовала за индусом.

В доме Термэлен были именины. Именинник, Андреас Термэлен, встретил свой восьмой десяток настолько бодро, насколько это было возможно.

Пообедал он вдвоем со своей Луизой, которая состарилась вместе с ним. Потом он почувствовал результаты дневных волнений. Руки дрожали больше обыкновенного, спина немного болела.

Жена озабоченно смотрела на него.

Он попробовал пошутить.

— Бисмарк хорошо сказал, что семьдесят лет самый лучший возраст. Ничего с этим не поделаешь!

После обеда он удобно устроился в мягком кожаном кресле. Старые кости могли вытянуться и отдохнуть.

Чета Термэлен была бездетна. Любовь ее распространялась на племянниц и племянников, большей частью уже взрослых и самостоятельных.

Старик хотел вздремнуть после обеда, но непривычные волнения не дали ему заснут.

— Как ты думаешь, Луиза, Вилли приедет сегодня из Эссена?

— Наверно, если у него будет время.

Речь шла о Вильгельме Люссенкампе, главном инженере Эссенской стальной фабрики. Ему было уже около пятидесяти, но для стариков он по-прежнему оставался мальчиком Вилли.