Лучшая зарубежная научная фантастика - страница 17
Ошеломленный Дядя Ваня подал знак:
::Откуда вы знаете о нашем прошлом?::
— Европейцы ценят знание. Мы помним все, что вы нам говорите.
Сведения собирались с огромными усилиями и затратами, в большинстве своем из украденных источников — но упоминать об этом смысла не имело. Квивера продолжил:
— Теперь представь, что большинство из этих рабочих трудятся на десяти фабриках, делают еду, одежду и другие товары, которые всем нужны. Владельцы фабрик должны получать прибыль, поэтому реализуют продукцию по цене выше той, что платят людям — стоимость материалов, стоимость труда, а затем прибыль, которую мы можем назвать «прибавочной стоимостью».
Но это упрощенная модель, в ней нет внешних рынков. Товары продаются только этой самой тысяче рабочих, и общая цена продуктов больше, чем общее количество денег, которое им заплатили за материалы и труд. Как же они могут позволить себе что-то купить? Влезают в долги. А потом занимают деньги, чтобы расплатиться с долгами. Деньги им дают фабрики, также продающие товары в кредит. В системе недостаточно денег — недостаточно ценности — чтобы покрыть долги, а потому они возрастают, пока система уже не может себя поддерживать. Происходит катастрофическое обрушение, мы называем его депрессией. Два предприятия разоряются и их активы поглощаются выжившими по низкой цене, таким образом оплачивая собственную задолженность и восстанавливая равновесие системы. В результате цикл запускается вновь.
::И причем тут (возлюбленный город)/Вавилон/[мать-доверия]?::
— Каждое ваше общественное действие подразумевает обмен доверием, так? И каждое одолженное доверие повышает престиж королев-матерей, а, следовательно, количество доверия, воплощенное в самом Вавилоне.
::Да::
— Но королевы-матери других городов, включая заклятых врагов Вавилона, также олицетворяют огромное количество доверия.
:: Разумеется::
— Хватит ли доверия во всем мире, чтобы расплатиться со всеми, если королевы-матери потребуют его одновременно?
Дядя Ваня промолчал.
— Вот тебе и объяснение… очень многим вещам. Земля послала нас сюда, так как ей нужна информация для покрытия растущей задолженности. Постройка Европы потребовала огромного количества данных в большинстве своем частных, а потому мы, европейцы, коллективно находимся в долгу перед домом и индивидуально перед Властителями Экономики самой Европы. Принимая во внимание проценты, каждое поколение оказывается во все более тяжелом положении, а потому отчаяние только усиливается. Наша потребность учиться огромна и она непрерывно растет.
::(чужаки-без-доверия)/Европа/[гнусные предатели]::
|
могут/должны/<непереводимо>
|
::потребовать/предъявить[отрицательное действие]::
::сопротивляться/<непереводимо>/[полное отсутствие доверия]
| |
::(те-кто-управляют-доверием):: ::(те-кто-недостойны доверия)
— Он спрашивает, почему Европа просто не объявит себя банкротом, — объяснила я. — Не откажется от всех обязательств и не национализирует всю полученную на данный момент информацию. Это если по существу.
Ответ чрезвычайно прост: Европа по-прежнему нуждалась в знаниях, которые ей могла передать только Земля. Изобретательность даже полумиллиона людей не может сравниться с целой планетой, а потому их технология всегда будет опережать нашу. Если мы откажемся от долгов, то нам не станут передавать планы новых устройств, вместе с песнями, играми и новостями о том, что происходит со странами, некогда значившими столь много для наших прапрапрадедов. Я наблюдала за тем, как Квивера старается сформулировать эту мысль в наиболее простой форме. Наконец, он сказал:
— Если мы так сделаем, никто и никогда больше не будет нам доверять.
После долгого молчания Дядя Ваня снова вернулся к пиджину:
::Почему ты рассказал мне эту [ненадежную] историю?::
— Чтобы ты понял, насколько много у нас общего. Мы можем понять друг друга.
::<Но>/не/[поверить]::
— Нет. Но нам и не нужно верить. Взаимной заинтересованности вполне хватит.
Проходили дни. Возможно, Квивера и Дядя Ваня стали понимать друг друга лучше. А может, и нет. Я поддерживала в теле человека стабильный баланс электролитов и закоротила его реакции обратной связи, чтобы он не чувствовал боль сверх обычного. Правда, в результате он кормился за счет собственного жира, а запасы последнего иссякали. Карлос в относительном комфорте умирал от голода — я давала ему максимум две недели — и знал об этом. Он был бы последним дураком, если бы думал иначе, а мне приходилось поддерживать его мыслительный процесс на высоте, давая вице-консулу хоть какой-то шанс на выживание.