Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов - страница 5

– Ты плачешь во сне, – сказал он. – Тебе снятся кошмары.

– Мира больше нет. Может, я в депрессии. Думаешь, встреча с другими людьми мне поможет?

– На самом деле, – заметил Эразм, – ты просто потрясающе справляешься с одиночеством и покрепче других. Но в перспективе это тебя не спасет.

Я решила последовать его совету и нашла других выживших. Было очень интересно наблюдать за тем, что вознесенные сотворили с собой, став частью информационного потока Флота. Эразмы помогли людям со сходным мышлением найти друг друга и создать окружающую среду, которая им подходила. Такие группы часто называли себя кликами, и наиболее успешными становились те, кто имел цель. Она поддерживала в них жизнь. Пассивные группы скоро заражались равнодушием, а гедонистические быстро коллапсировали в плотные оргазмические сингулярности; но если тебя интересовал мир и ты зависал с такими же любопытными, то материалов для мысли находил предостаточно.

В конечном итоге ни одна из клик мне не подошла. О, я, разумеется, завела друзей, кое-чему научилась. Например, как получить доступ к архивным данным Флота. Если ты все делал правильно, то мог подумать о предмете, как будто в «Гугл» залезал, и вся нужная информация тут же появлялась у тебя в голове, словно всегда там находилась. Правда, тут существовала большая опасность: стоило увлечься или проявить излишнее рвение – и можно было затеряться в перегрузке: развивалась настолько огромная и всеохватывающая память, что личность исчезала в ее нескончаемом потоке. Когда такое случалось, смотреть на это было страшно. Какое-то время я зависала с кликой, исследовавшей историю нечеловеческих цивилизаций, которые Флот вознес много эр назад… пока лидер группы, иорданский студент по имени Нури, не нырнул слишком глубоко и буквально не развеялся туманом. На его лице появилось это особенное выражение повышенной концентрации, а несколько секунд спустя тело превратилось в воздушный вихрь, а потом испарилось, как утренняя дымка в солнечном свете. Меня тогда затрясло. А ведь Нури мне нравился – я тосковала, когда он пропал.

Но общими усилиями мы умудрились узнать немало интересного. (Думаю, Эразмы нам бы и так все сказали, но мы просто не знали, как правильно спрашивать.) Например, хотя все виды после вознесения могли умереть – и умирали, превращаясь в дымку, как несчастный Нури, – было и несколько реальных долгожителей. Я имею в виду индивидуумов, переживших своих сородичей и сумевших сохранить чувство идентичности в гиперсложном разуме Флота.

Мы спросили Эразмов, можно ли встретиться с этими созданиями.

Те ответили, что нет, это невозможно. Старейшины, как назвали их Эразмы, существовали в другом временном ритме. Так и уцелели: устранившись из течения реального времени.

Как оказалось, внутри Флота не было необходимости жить последовательно, от одной секунды к другой. Ты мог попросить отключить тебя на день или на неделю, а потом снова включить. Момент активного восприятия назывался саккадой, и ты мог расположить их как угодно друг от друга. Хочешь прожить тысячу лет? Легко, просто надо выбрать по одной секунде из каждого проходящего миллиона секунд. Конечно, субъективно все прошедшее тысячелетие как таковое не ощутишь, но оно пройдет, а возраст на тебе не скажется. Примерно так старейшины и поступали.

И мы тоже так можем, сказал Эразм, если захотим. Но у всего есть цена. Хроноскольжение могло унести в непостижимо далекое будущее, которое никто предвидеть не мог. На нас постоянно нападал Невидимый враг, и Флот мог потерять целостность, и на стабильность виртов ему бы не хватило сил. В таком случае долгой жизни не получится, а мы невольно совершим самоубийство.

– Так ты никуда не идешь, – подытожил Эразм. – По сути, просто быстро бежишь на месте. Если честно, я бы не рекомендовал.

– А я разве просила у тебя совета? В смысле, ну кто ты такой? Всего лишь крохотный фрагмент Флота, которому приказали присматривать за Карлоттой Будэн. Кибернетическая нянька.

Клянусь, он обиделся. И я услышала боль в его голосе.

– Я – часть Флота, которая о тебе заботится, Карлотта.