Лучше быть святым - страница 4

– Вы можете предположить, как трудно нам было выйти на вас? – спросил Николай Аркадьевич.

– Могу себе представить.

– Даже указ о присвоении вам воинского звания «генерал» был уничтожен. В нашем особом досье на офицеров ГРУ и разведуправления кто-то изъял номер вашего приказа. Просто был пропуск. Только в журнале регистрации стояла запись о присвоении воинского звания сотруднику группы «О».

– Все правильно, – кивнул Меджидов, – мы подчинялись с момента своего возникновения только Андропову.

– Сколько лет вы в группе «Октава»? – спросил Вадим Георгиевич.

– Семнадцать, почти с самого начала. Тогда группу возглавлял другой человек.

– Вы можете назвать его имя?

– Он умер восемь лет назад. Генерал Гогоберидзе.

– Я всегда это подозревал, – кивнул Вадим Георгиевич, – ведь мы с ним работали вместе в Латинской Америке в начале шестидесятых. Потом он исчез. Ходило много разных слухов. А сколько человек сейчас в вашей группе? Точного числа мы так и не смогли выяснить.

– Вы могли бы догадаться. «Октава» – это семь человек. Хотя теперь уже, видимо, пятеро. И я не назову их адреса до тех пор, пока вы мне убедительно и доказательно не объясните, что им действительно грозит опасность. Если они нужны вам для каких-то пропагандистских трюков, то вы их не получите. Об ужасах и тайнах бывшего советского режима написано и так слишком много. Но мы с вами профессионалы. И отлично все понимаем. Государство просто обязано отстаивать свои интересы. Везде и всегда. И не пытайтесь меня убедить в обратном. Я могу вам не поверить.

– Вы не поняли, – возразил Вадим Георгиевич, – мы действительно пытаемся их спасти. И заодно установить, кому выгодна их ликвидация. Согласитесь, о случайностях говорить не приходится. Кто-то вышел на вашу группу раньше нас. Почему вы три года не давали о себе знать?

– А что мы должны были делать? Бегать по управлениям с криками «мы из спецгруппы»? О такой группе никто не слышал. Кроме того, вспомните ситуацию августа девяносто первого. Начали все крушить, ломать. Снесли памятник Дзержинскому, собирались штурмовать здание КГБ, коммунистическую партию запретили. И в этих условиях мы должны были вылезать со своими разоблачениями? Нас немедленно отдали бы под показательный суд, как чудовищное порождение коммунистического тоталитарного режима. Разве я не прав? Кроме того, был арестован Председатель КГБ Крючков, которому мы лично подчинялись и были известны. Когда он сидел в «Матросской тишине», мы с ним связались. Он заявил, что это провокация и ни о какой группе «О» он не знает. И тогда мы поняли, что остались одни.

– Это верно, – недовольно заметил Вадим Георгиевич, – бывший Председатель наотрез отказался давать любую информацию по группе «О». Теперь я его хорошо понимаю. Видимо, могли всплыть какие-то теракты, о существовании которых никто не знал. А Крючков был убежден, что все кончено. Вот он и скрыл эту информацию. Кое-что о вашей группе знали Шебаршин и Бобков. Немного информации было и у Примакова. Но самую ценную информацию мы получили у Чебрикова. Тот, конечно, не догадывался, что мы ничего не знаем о вашей группе, и в разговоре с нами обмолвился, назвав вас генералом. После этого мы удвоили свои поиски. И нам повезло. Один из полковников девятки[1] вспомнил, как в больницу к Андропову приезжал генерал Гогоберидзе. Согласитесь, более чем странный визит, если учесть, что не все секретари ЦК КПСС могли попасть к больному Генсеку. В записных книжках Крючкова, конфискованных после его ареста и вскоре переданных нам, мы нашли ваши имена, вернее, три фамилии – Меджидов, Билюнас, Подшивалов. Только после внезапной гибели Билюнаса мы вышли на вас и следили уже несколько дней.

– Три дня, – возразил Меджидов.

– Вы обнаружили наблюдение?

– Вадим Георгиевич, я пришел в КГБ в шестьдесят седьмом. Как вы думаете, я мог их не заметить?

– И что вы подумали?

– Ничего. Решил действовать по ситуации.

– Вы запомнили в лицо того «официанта»? – спросил Николай Аркадьевич.

– Думаю, да. Я даже смогу по фотороботу восстановить его портрет, хотя видел мельком, сбоку.

– Если бы Крючков рассказал о вас немного раньше, мы смогли бы спасти Коршунова и Билюнаса, – предположил Николай Аркадьевич.