Лучшее за год XXV/II. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - страница 26

Он, конечно, перестал быть солитоном. Но прежнее любопытство, детская открытость чудесам вселенной остались с ним, как и его простота. Он до сих пор извиняется перед деревьями, налетев на них по рассеянности. При виде его глаза мои наполнились слезами; я поспешно сморгнул их и рассмеялся с ним вместе.

Может быть, тень старой любви еще сохранилась. Мы расстались, обещая не терять друг друга из виду.

Однажды вечером Бинодини пришла в мою квартирку. Я как раз провожал нескольких студентов, с которыми занимался дополнительно; их взгляды, когда она поднялась ко мне по лестнице, явственно говорили: «Ага!» Она сказала, что ее тревожит моя подавленность. В соседнем кинотеатре идет фильм — какая–то глупейшая научная фантастика, которой мы еще не смотрели. Не хочу ли я сходить с ней? Я не хотел, но позволил себя уговорить. В жарком душном зале я, застыв, смотрел, как разворачивается драма на экране. Картина была о пришельцах, которые пытались притвориться людьми и самым забавным образом попадали впросак. В другое время я хохотал бы как сумасшедший, но тут меня волной накрыла печаль. Бинодини, как видно, почувствовала, что неудачно выбрала фильм: она виновато пожала мне руку, а когда я встал и, натыкаясь на чужие колени и извиняясь, пошел к выходу, вышла следом.

Ночь была ясная. Район вокруг кинотеатра остался без тока из–за какой–то аварии, обычной в летние месяцы, и звезды горели ярче, чем обычно в городе. Я смотрел на искорку своего родного солнца в неизмеримой дали.

Бинодини взяла меня за руку.

Я думал о людях — как они умеют быть одновременно друзьями и предателями. Убийцами, матерями и возлюбленными. И я тоже любил и предал родное мне существо.

— Ты не одинок, — сказала Бинодини. — Во всяком случае, не больше, чем другие.

Мы остановились там, куда не доставал свет неоновых огней, а шум уличного движения и голоса звучали приглушенно. Ночь сгустилась под нимами, и свечи в темных окнах домов мерцали звездами. Без особого усилия я мог бы вообразить себя плывущим в океане космоса. Лететь до дома было недалеко. Мы оба смотрели в небо, когда метеор скользнул по его черному бархату и исчез. Метеор… или корабль.

— Загадай желание, Арун! — сказала Бинодини. В ее голосе звучали слезы.

Ее рука грела мою. Потом она нежно высвободила свою руку, и мы вместе пошли домой сквозь звездную ночь.

1

Недели через две после своего четырнадцатого дня рождения, когда стремительно приближалось время сбора урожая сои, Линкольн начал видеть яркие сны о том, будто он уходит с фермы и направляется в город. Ночь за ночью он видел себя собирающего запасы в дорогу, подходящего к шоссе и едущего на попутках в Атланту.

Впрочем, во сне у него возникали всевозможные проблемы, и каждую ночь, тоже во сне, он пытался их решить. Кладовая, разумеется, будет заперта, поэтому он разработал план, как добыть инструменты, чтобы ее вскрыть. Территорию фермы охраняли датчики, и во сне он придумывал способы, как их обойти или отключить.

И даже когда во сне у него получался вроде бы подходящий сценарий, при свете дня в нем выявлялись явные проколы. Например, прутья решетки, перекрывающей канаву под оградой, были слишком толстыми для кусачек, а на сварочной горелке оказывался биометрический замок.

Когда начался сбор урожая, Линкольн подстроил так, чтобы в комбайн попал большой камень, а потом вызвался устранить повреждение. Он все тщательно и аккуратно сделал под присмотром отца и, получив ожидаемую похвалу, ответил заранее придуманной фразой, надеясь, что в ней прозвучит благородная смесь гордости и смущения:

— Я уже не мальчишка. И могу справиться с горелкой.

— Верно.

Отец, похоже, на миг смутился, затем присел на корточки, включил электронику горелки в режим администратора и добавил отпечаток пальца Линкольна в список пользователей.

Линкольн стал ждать безлунной ночи. Сон все повторялся, нетерпеливо ворочаясь внутри черепа, отчаянно стремясь воплотиться. Когда желаемая ночь настала и он босиком вышел из своей комнаты в темноту, у него возникло чувство, будто он наконец–то играет роль в давно отрепетированном спектакле, и скорее даже не в спектакле, а в каком–то хитроумном танце, захватившем каждый мускул его тела. Сперва он отнес ботинки к задней двери и оставил их возле ступенек. Затем отправился с рюкзаком к кладовой и распихал одолженные инструменты по разным карманам, чтобы они не бренчали. Петли двери в кладовую были прикреплены изнутри, но Линкольн заблаговременно отметил их расположение, сделав перочинным ножом царапины на лаке, которые потом тренировался отыскивать на ощупь. Мать стала запирать дверь туда уже много лет назад, после полуночного налета Линкольна и его младшей сестры Сэм, но все же это была кладовая, а не сейф с драгоценностями, и шило с легкостью пронзило дерево, в конце концов обнажив кончик одного из шурупов, крепящих петлю. Сперва Линкольн пустил в ход плоскогубцы, но не смог ухватить шуруп, чтобы провернуть его, однако у него имелась в запасе придуманная во сне альтернатива. С помощью шила он отковырял еще немного дерева, потом насадил на резьбу шурупа маленькую гаечку и торцовым ключом провернул гайку вместе с шурупом. Вывинтить шуруп он, конечно, не смог, но зато ослабил его сцепление с деревом. Он снял гайку и поработал плоскогубцами, а после нескольких ударов молотка через торцовый ключ шуруп выпал из древесины.