Лучшее за год XXV/II. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - страница 52
— Не ври, что не пил. Ну давай, голубчик, никто нам всю ночь возиться не даст, — сказала она. — Слышишь, идут!
— Я Геката, владычица ночи! Я знаю, где твоя дочь, госпожа Деметра!
— Скажи, молю!
— В общем, слышала я крики, понимаешь? Ну и говорю всевидящему Гелиосу, владыке Солнца: «Что за шум? — мол. — Вроде как девицу похищают?» А Гелиос и отвечает: «О, это похищают прекрасную Персефону! Это сделал владыка Аид!» Так и говорит, да!
— Не может быть!
— Да чтоб меня разорвало! Она в Подземном мире и скоро станет Царицей Мертвых!
— Дитя–а–а–а–а–а мое! О Зевс Всемогущий, утешь меня, успоко–ооой!
Льюис стоял как вкопанный и позволял девушке снимать с себя мокрую одежду, пока она не взялась за пояс панталон.
— Я… может, я лучше сам? — промямлил он, хватаясь за застежку и отстраняясь.
— Сам так сам, — равнодушно отозвалась девушка и принялась непринужденно раздеваться.
— Мадам, не тревожьтесь! — раскатился по туннелю мужской голос. — Такова воля всевидящего Зевса!
— Что–о–о–о–о–о? Какое вероломство! Не может быть!
— Ой, сейчас придут… — вздохнула Персефона.
Льюис, прыгая на одной ноге и стаскивая панталоны, обернулся, чтобы ответить, и едва не рухнул, поскольку девушка обнажилась с проворством, порожденным частыми тренировками, и теперь стояла себе, преспокойно причесываясь. Льюис уставился на нее. Девушка этого не заметила.
— Ну знаете, сэр, ужо небеса увидят, что и богиня умеет гневаться! А вот как лишу мир своих щедро–о–о–от! Лишу–лишу! Незрелые злаки зачахнут в полях и смертные перемрут с голоду!
— Приближаются! — воскликнул Льюис. — Боже мой, неужели они придут сюда?
— Не–а, дальше комнаты с алтарем не пойдут, — ответила Персефона. — Это священный грот. Тут ничего и нету, кроме священного свитка.
Льюис наконец сумел снять панталоны. Прижимая их к чреслам, он бочком, по–крабьи пробрался к корзине и принялся шарить в ней, пытаясь найти, чем прикрыться. Он извлек объемистую кипу газа, расшитого цветами.
— Котик, это мне, — сказала Персефона, протискиваясь мимо него, чтобы забрать одеяние.
Обнаженная грудь задела руку Льюиса. Его охватила такая бешеная страсть, что он выронил промокшие тряпки. Персефона поглядела вниз. Глаза ее расширились.
— …Бродить по бесплодному миру, безутешно оплакивая мою дорогую дочь! У–у–у, Зевсово вероломство!
— Прости, — произнесла Персефона. — И нечего смущаться. Слушай, были бы мы в другом месте, я бы для такого славного красавчика, как ты, ничего не пожалела, только здесь я не могу, это же святотатство будет.
— Правда святотатство? — разочарованно протянул Льюис.
— …Отдохну я под укромной сенью этой рощи и явлюсь в обличье старенькой нянюшки… Но тихо! Кто это идет к несчастной Деметре? По всему, это не меньше как царские дочки!
— Эгей, а это еще что за бедная старушка сидит возле нашего пруда? Радуйся, добрая госпожа. Ты пойдешь с нами домой и будешь нянчить нашего меньшого брата!
— А что, его лордство ничего не объяснил? — Персефона закатила глаза. — Я думала, тебе не впервой. — Она набросила расшитый газ на голову и, ловко потянув его вниз, задрапировалась с головы до ног.
Ну, да, только… это было давно, и… От растерянности «ТОКСИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ», похоже, лишь усилилась. Льюис крепко зажмурился и заставил себя собраться.
— Во–о–от я осталась одна со смертным младенцем и теперь могу воздать добром за добро! Вот! Вот! Поскорей! Еще разок суну в пла–а–амя, и он станет бессмертным…
— Боже мой, госпожа, вы же мне ребеночка спалите!
— Ну вот, неразумная смертная, погляди, что ты наделала! Чары разрушены…
— Мне нельзя, потому что я владычица Авернийская, — объяснила Персефона. — Негоже мне налево ходить, ежели я замужем за Владыкой Мертвых и все такое. Повяжи себе набедренную повязку, будь хорошим мальчиком, ладно? Я понимаю, тебе кажется, что так нечестно, раз уж его лордство и все прочие блудят направо и налево. Понимаешь, мы же ради мистера Уайтхеда стараемся.
— А, — сказал Льюис, смаргивая слезы, пока Персефона помогала ему прилаживать набедренную повязку, а потом накидывала на голову белое покрывало.
— Бедный старичок того и гляди концы отдаст, — объясняла Персефона. — А ведь такой славный джентльмен. Вот интересно, почему самые славные как раз и помирают? А если так, ему, понимаешь, будет уже не страшно…