Луна и кузнечики - страница 12

Оба мы были так взволнованы, что не могли вымолвить ни слова. Я первым пришел в себя:

— Как крокодил! — вырвалось у меня.

— Громадина! — произнес Джюгас.

Налима мы решили пустить в лодку, куда уже набралась вода, иначе он задохнулся бы.

Снова почувствовав себя в воде, налим заметался. Наконец он ослабел и уставился на нас своими немигающими глазами. Глаза словно говорили: «Ну, чего вы, мучители, терзаете меня?.. Неужели в ваших сердцах не найдется ни капельки сострадания к несчастной рыбе?..»

Нет, сердца наши были в то время как каменные: мы решили съесть мудрого налима сегодня же вечером.

Джюгас обследовал и другие камни, но ничего путного под ними не обнаружил. Мы забрались в лодку и поплыли дальше.

Река, сверкая на солнце, извивалась между покосными лугами. Ветер доносил с лугов сладковатый запах вянущей травы. Где-то за березняком зазвенит натачиваемая пила — «дзинь-дзинь» — и опять умолкнет. Слышно, как играют кузнечики. Должно быть, на прибрежных травах расселся целый оркестр, потому что кругом, куда ни поверни ухо, звучит эта музыка веселых бездельников.

Мы приплыли к МТС. Она была расположена на широком, заросшем березками холме. Там стояло много больших и маленьких построек, некоторые еще только покрывали кровлей. Со двора МТС раздавалось ворчанье моторов. Кто-то сильно бил по железу. Дохнул слабый ветерок и принес тяжелый запах газоля.

Приятно плыть на лодке в летний день, когда от жары дрожит пахучий воздух, когда вскидывается в реке сонная щука, напуганная плеском весел…

Далеко позади остался город, высокие пригорки с созревающей земляникой. Перед нами расстилаются разноцветные поля, стройные березки клонят свои причесанные ветром головы; описывая высоко в небе круги, постукивая клювом, приветствует нас добрый аист. И так много звенит всяких звуков, что кажется — мы в царстве сказок.

Проголодаться можно и без всякой серьезной работы — это истина, которую я сам хорошо усвоил. Не приходится удивляться поэтому, что мы круто повернули лодку к берегу и, развязав рюкзаки, накинулись на колбасу и на хлеб. Хлеб показался мне лакомством, а вкусу колбасы я не мог надивиться.

Очень приятно есть, растянувшись в густой траве, когда знаешь, что не надо торопиться в школу. В такие минуты в голову не придет какая-нибудь страшная мысль, от которой можно куском подавиться. И поэтому я ел и наслаждался.

Зато я опасался за своего приятеля Джюгаса. Вместо того чтобы спокойно сидеть рядом со мной, он, прожевывая колбасу, увлекся ловлей кузнечиков. Бесшумно подкрадываясь к неосторожному музыканту, он ловко хватал его своей маленькой рукой и, приплясывая на одной ноге, напевал: «Кузнец-мастерок, плесни дегтю в котелок! Раз дегтю не даешь, так уж больше не споешь!» Кузнечик, конечно, дегтю не давал и сразу оказывался в широкогорлой бутылке, которую Джюгас все время таскал с собой. Как ни странно, но в бутылке кузнечик умолкал. Ни одного «чррк!.. чррк!..»

— Зачем ты их ловишь? — спросил я у Джюгаса.

Джюгас усмехнулся и похлопал себя по карману, куда он уже спрятал бутылку с кузнечиками.

— Вот непонятливый!.. А на какую наживу рыбу удить?

Мы уже собирались было снова погрузиться на борт «Христофора Колумба», как вдруг неподалеку затарахтела какая-то машина. Мы оба насторожились. Джюгас повернул ухо в ту сторону, откуда доносилось урчанье мотора.

— Что бы это могло быть? — вслух рассуждал я. — Неужели трактор? Но что ему делать в этих лощинах?

— Пойдем посмотрим, — предложил Джюгас.

Мы побрели по цветущему лугу в сторону березовой рощицы, которая загораживала от нас машину.

Выйдя из рощи, мы увидали довольно странную картину: по клеверному полю, словно трактор, выдыхая к небу жидкий синий дымок, ползла какая-то машина.

Машина косила клевер. Одна коса была приделана спереди, а две другие — по бокам. Прокос был таким широким, что на место машины, наверно, пришлось бы поставить не меньше семерых сильных косарей. И еще вопрос, захватили ли бы они всемером столько клевера своими косами.

— А ты знаешь, как она называется? — спросил Джюгас.

— Нет, не знаю, — признался я, потому что действительно плохо разбирался в сельском хозяйстве.