Луна в ущельях - страница 4

С аппетитом уничтожал Вадим холодную медвежатину, изрядный ломоть которой положила ему в дорогу заботливая Генэ. По телу разливалась приятная истома. Крутой горячий чай слегка отдавал дымом. Вдруг он едва не вскрикнул от острой боли в челюсти и вместе с кусочком зуба выплюнул на ладонь мелкие камушки величиной с булавочную головку. Такие привесы нередко встречаются в пшенной или гречневой каше. Но каким образом камушки могли оказаться в медвежатине? Вот черт, откуда… А, еще несколько крупинок в хлебной крошке! Да… чертова перечница! Сейчас он вспомнил, что за последние месяцы после открытия месторождения, в спешке, в бивачной сутолоке, он уже не раз выплевывал эти проклятые камушки.

Это был все тот же настуран. «Вот будет дело, если я уже порядочно наглотался этой дряни…»

Забыв про боль в поврежденном зубе, Вадим с холодным бешенством стал подбирать с плащ-палатки крупинки драгоценной радиоактивной руды. Ссыпав в кожаный мешочек, он туго перевязал его и положил на самое дно рюкзака — так было надежнее. Не много потребовалось времени, чтобы с грехом пополам покончить с обедом, выкурить цигарку, залить костер, — и легкие камусные лыжи Аянки понесли его дальше.

Круто уходящие вверх высокие лесистые сопки с причудливыми обнажениями пород настраивали на раздумье. В таежных дебрях, в этой оглушающей тишине, как-то особенно ощущается ход времени. Здесь века будто замедляют движение, не торопятся. И стынут втуне, в недрах земли сопряжения могучих внутриатомных сил и лучистой энергии, расходуемой лишь на то, чтобы пронизывать камни. Не лучше ли поработать на человека? Но попробуй, доберись… За семью замками запечатаны недра… А вот выбежал из расщелины легкомысленный ручеек, рассек как саблей зеленые сопки и побежал, поскакал по распадку, выбалтывая сокровенные тайны недр. «Тут слюда!» — как бы кричит ручей, вынося прозрачные, упругие чешуйки мусковита. «А тут золото!» — и блеснет из-под волны неяркой благородной желтизной. Ударит тут человек кайлом, пробьет первую копушу и, нащупав рудное тело, крикнет скалам: «Конец покою! Хватит вальяжничать, пора за работу».

Поздней осенью дни уже коротки, быстро падающая ночь длинна и студена, и не поздоровится путнику, застигнутому в дороге. У Вадима поверх рюкзака болтался свернутый спальный мешок, спички были, и он не беспокоился за ночлег. Только вот если опоздает к самолету, на котором улетает главный геолог в Москву, — весь переход окажется напрасным. Мысль эта подхлестывала, и он гнал и гнал вперед.

Лыжи привычно скользили по насту, как вдруг одна с треском переломилась пополам, наткнувшись на что-то твердое. Вадим успел увидеть низкую корявую березку и в следующее мгновение полетел кувырком и ударился головой о припорошенный снегом камень. В глазах сверкнули разноцветные круги — и все погасло.

Когда он очнулся и открыл глаза — была уже ночь. Над чернильно-синей кромкой леса чуть мерцал отсвет каких-то далеких огней. Хлопьями валил снег, еще больше сгущая мглу, но Вадим его не видел, а только ощущал лицом. Талая вода змейками стекала за ворот, сильно знобило. Нащупав настывшую флягу, он глотнул спирту и попробовал было подняться на ноги. Острая боль в правой ступне бросила его назад в снег… «Дело, кажется, дрянь», — вслух проговорил он.

Прежде всего необходимо хладнокровно оценить обстановку и не паниковать. Повреждена нога, а все остальное вроде в порядке. Это уже неплохо. Спички, трехдневный запас продуктов и образцы пород налицо — совсем хорошо. Только куда подевался спальный мешок? По-видимому, отлетел при падении. Доносится едва слышный плеск воды и невнятное шуршание — стало быть, он на берегу реки. Мысль, что мешок могло унести течением, заставила Вадима поежиться. Геолог приуныл. Он привык к теплому своему мешку — более надежному, чем костер или даже охотничья заимка с ее жадным и быстро остывающим камельком, он помнил мягкий, ласковый ворс цигейки, крепкую ткань чехла. «Не однажды ты спасал меня от невзгоды, старый приятель…»

Волоча вывихнутую ногу, Вадим пополз к деревьям, смутно маячившим в темноте. Глаза заливал едкий противный пот, пересохшим ртом он жадно глотал снег, который начинало крутить и взметывать. Вот ведь, не хватало еще поземки… Добравшись до ближайшей ели, геолог облегченно откинулся на спину, перевел дух. Ель была старая, вся в лишайниках, и снег пластами лежал на широких лапах, пригибая их к земле. Оттуда ударило в нос терпким, тяжелым. Пришлось спешно ползти дальше, как можно дальше от логова. С маху уперся он в дерево с толстой пластинчатой корой. Ствол его, не меньше десяти обхватов, был почти лишен ветвей, и только вверху угадывалась круглая опавшая уже крона. Осокорь! Значит, уже долина, осокори не растут в горах.