Луна в ущельях - страница 7

Они закурили, Кузёма носогрейку, а Вадим цигарку, с трудом свернув ее онемевшими руками. Ветер рвал и уносил дым клочьями. Река действительно вскоре заметно раздалась и несколькими извилистыми рукавами влилась в Ману. Шуга тут шла гуще, течение значительно медленнее — до рекостава остались, может быть, считанные часы.

Сердце поисковика забилось сильнее. Влюбленный в свои маршруты и тайгу, сегодня он был счастлив, что уже почти вырвался из ее цепких объятий. Он, кажется, еще слышал за спиной таинственные ночные шорохи леса, человеческие вопли филина… но все это было уже позади, а впереди — встреча с Диной.

А готов ли я к этой встрече? Готов ли с легким сердцем проводить Динку в Москву? Смогу ли ждать еще четыре года? Ведь скоро дураку уже тридцать. Да, года идут, а жизнь куда как не мед-сахар. Маршруты, биваки, короткие, через пень-колоду недели отпусков. Что еще? Книги да редкие встречи с немногими друзьями. С Динкой все могло бы перемениться. Это именно то, что я искал, хотел встретить. А ее учение? Ведь еще целых четыре года…

— Эге-е-ей! Берегись!

Что там еще стряслось? Нелепо взмахнув руками, Вадим, не успев даже охнуть, полетел в ледяное крошево. Он запомнил скачущего среди осинок на берегу шоколадного в сиянии водяных брызг изюбра и обычное ярко-желтое пятно на его заду.

С затянутого облаками серого неба, как из распоротой перины, летит снежный пух. Он кружится, медленно падает, садится на деревья, на крыши домов и высокого с колоннадой здания с выпуклыми буквами по фронтону — КАРГИНСК. Садятся снежинки и на серебристые самолеты различных конструкций, напоминающие больших птиц и гигантских тайменей с оттянутыми назад плавниками и высоко торчащим хвостом, на взлетно-посадочную полосу, по которой с ревом проносятся стремительные ТУ.

Однако там снежный покров слизывают колючими языками снегоочистительные машины. Юркие автокары — красные, желтые, синие, зеленые — развозят пассажиров и грузы во всех направлениях. Нет суеты, но есть чувство времени. Степенно приближается к подрулившему самолету серебристый трап.

А снег идет. Застилает небо и свет уличных фонарей, накрывает землю белой непроницаемой мглой. Ему, снегу, нет дела ни до счастливых объятий и поцелуев, ни до возбужденного удачным приземлением экипажа, за восемь часов доставившего без малого две сотни пассажиров из конца в конец огромной страны. Снег сыплет. Он знает свое дело.

«Аквариум» — портовый ресторан, открытый всем ветрам и рейсам, — сверкал стеклом и неоном. Он был насквозь прозрачен и действительно напоминал аквариум — залитый светом сплющенный шар, внутри которого легкие столики на тонких алюминиевых ножках, пустующая сейчас посередине зала эстрада с вызывающе красным роялем и красные, под рояль, поливиниловые квадратные часы с циферблатом без цифр. В воздухе носился смешанный запах вина, жареного лука и апельсинов. Ослепительно белые кружевные наколки официанток, напоминая старинные кокошники, только подчеркивали присущий всему аэропорту современный вид.

Одна из официанток бесшумно открывала минеральную воду и, наполняя бокал такой же молодой, как сама, посетительнице, глазами показала на сидящих рядом двух пожилых мужчин:

— Берите пример с ваших кавалеров, девушка. На самолет надо с полным желудком.

Девушка промолчала.

— А в самом деле, — подхватил один из мужчин — кряжистый, смуглолицый человек, — может быть, все-таки летим, Дина Яновна? Вылет из-за погоды задерживается. А? Долго ли собраться? Как думаете, Ян Зигмундович?

Дина отрицательно тряхнула стрижеными пепельными волосами и, поправив на шее тяжелые агатовые бусы, ответила небрежно:

— Папа, повтори, пожалуйста, Виктору Степановичу, почему мне нельзя лететь. Мое объяснение его не убедило.

Она отвернулась и сквозь незамерзающую овальную стену стала смотреть, как, слипаясь в хлопья, падают на стекло снежинки и тут же сверкающими струйками стекают вниз.

— Если имеешь маму в виду — не так уж она больна, — усмехнулся Ян Зигмундович. Его коротко остриженная голова и такая же бородка щедро осыпаны инеем, мочки ушей чуть поблекли и сморщились, но лицо еще крепкое, волевое; небольшие слегка выцветшие голубые глаза в сеточке морщин смотрят зорко, без усталости.