Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men] - страница 7

стр.

Вскоре наступила весна и я с вожделением смотрел на реку, предвкушая удовольствие первого купания. С окон нашего дома уже были сняты овечьи шкуры и солнце весело бродило по трем нашим комнатам.

– Плохие времена настали, Элизабет, – сказал отец. – Раньше тоже не было ничего хорошего, но с тех пор, как Джамадаром стала эта свинья…

– Тише, – прошептала мать, показывая на открытое окно.

Отец замолчал, прислушался. Мы услышали чьи-то шаги и в дверном проеме появилась тень человека. Отец вздохнул с облегчением.

– А! – воскликнул он. – Это же наш добрый брат Иохансен. Входи, брат Пит, и расскажи нам новости.

– О, новости есть! – воскликнул пришелец. – Вместо старого коменданта назначен новый по имени Ортис, он из приближенных самого Ярта. Что ты думаешь по этому поводу?

Брат Пит стоял между отцом и матерью, спиной к последней, так что он не мог видеть, как мать отчаянно замигала отцу, предостерегая его от лишней болтовни. Я видел, как отец нахмурился, видимо ему не понравилось предостережение матери, и когда он заговорил, слова его были именно такими, какими должны были быть у человека, пострадавшего за болтовню.

– Как я могу думать о том, что делают Двадцать Четыре?

– Я тоже не могу обсуждать их действия, – быстро ответил Иохансен, – но между нами ведь мы можем высказаться открыто и облегчить душу, а?

Отец пожал плечами, отвернулся. Я видел, что он весь кипит от желания облегчить душу ругательством на тех дегенеративных тупых животных, которые уже целое столетие правили землей. Он в детстве еще слышал рассказы о торжестве цивилизации, о счастливой жизни, о том, как и когда все это было утрачено.

Мои родители пытались зажечь во мне искру угасшей культуры в жалкой надежде, что когда-нибудь придет день, когда мир выкарабкается из вонючей слизи невежества, куда его столкнули Калькары, и эта искра вспыхнет ярким пламенем.

– Брат Пит, – сказал наконец отец. – Я должен идти к сборщику налогов и отнести ему три овцы. – Он старался говорить спокойно, хотя это было нелегко для него. Горечь и досада слишком явно звучали в его голосе.

– Да, да, – сказал Пит. – Я слышал об этом деле. Новый сборщик смеялся над тобой у Гофмейера. Он считает, что это очень удачная шутка и собирается продолжить ее.

– О, нет! – воскликнула мать. – Он не сделает этого.

Пит пожал плечами.

– Может он просто шутит? Эти Калькары большие шутники.

– Да, – Сказал отец. – Они большие шутники. Но когда-нибудь и я сыграю с ними шутку. – И он зашагал к стойлу.

Мать встревоженно посмотрела ему вслед, а затем перевела взгляд на Пита, который вышел за отцом.

Мы с отцом повели овец сборщику. Это оказался маленький человечек с копной рыжих волос, тонким носом и двумя близко посаженными газами, его звали Сур. Как только он увидел отца, злоба перекосила его лицо.

– Как твое имя, человек? – спросил он надменно.

– Юлиан Восьмой, – ответил отец. – Вот три овцы – налог за месяц.

– Как ты назвал себя? – рявкнул Сур.

– Юлиан Восьмой, – повторил отец.

– Юлиан Восьмой! – заревел Сур. Я полагаю ты слишком интеллигентен, чтобы быть братом такому, как я?

– Брат Юлиан Восьмой, – угрюмо повторил отец.

Загнав овец, мы направились домой, но тут снова услышали голос Сура.

– Ну?

Отец вопросительно повернулся к нему.

– Ну? – повторил Сур.

– Я не понимаю, – сказал отец. – Разве я не выполнил то, что требует закон?

– Вы что здесь с ума посходили? – выкрикнул Сур. – В западных тевиосах сборщики налогов не живут только на свое нищенское жалование. Граждане приносят им небольшие подарки.

– Хорошо, – спокойно сказал отец. – В следующий раз принесу тебе что-нибудь.

Посмотрим, – рявкнул Сур.

По пути домой отец не проронил ни слова. Он молчал и во время ужина, состоящего из овечьего сыра, молока и лепешек. Я был ужасно зол, но то, что я рос в атмосфере страха и террора, научило меня держать язык за зубами.

Закончив ужин, отец резко вскочил, так что стул отлетел к противоположной стене, и изо всех сил ударил себя кулаком в грудь.

– Трус! Слизняк! – закричал он. – О Боже! Я не могу вытерпеть этого! Я сойду с ума, если буду и дальше терпеть эти издевательства! Я больше не мужчина! Теперь нет мужчин. Все мы черви, которых эти свиньи топчут ногами, грязными копытами. И я не осмелился ничего сказать! Я стоял молча, пока этот подонок оскорблял меня, плевал на меня! Я все терпел и что-то жалобно мычал. Это невыносимо!