Лунный рейс - страница 5

стр.


По лёгкой дюралевой лесенке один за другим мы поднимаемся в кабину.

Полёт зеркальной птицы

Мы очутились в небольшой кабине в носовой части ракетоплана. Стены кабины обиты пенопластмассой — мягким материалом, похожим на губку, с тончайшими каналами и порами, — плохо проводящей тепло и звук. По сравнению с огромным воздушным кораблём кабина казалась совсем маленькой. В ней были расставлены шесть кресел для пассажиров, впереди одиноко стояло седьмое кресло — для пилота. Перед ним полукругом развернулась панель с приборами и с большим телевизионным экраном посредине.

Всё остальное пространство в ракетоплане занимали два огромных бака с запасом топлива и двигатель. Запас горючего был так велик, что инженеры шутя называли ракетоплан летающей бочкой.

Один из баков только что наполнили жидким кислородом, а другой — особой жидкостью, сгорающей при очень высокой температуре.

Пилот жестом радушного хозяина пригласил нас занять места. Кресла в ракетоплане были особенные: они скорее походили на удобные кушетки с подлокотниками и подножками, укреплёнными на подвижных металлических рычагах. На мягких кожаных подушках было очень удобно и сидеть и лежать.

Когда мы уселись, члены стартовой команды плотно пристегнули всех нас широкими мягкими ремнями к сиденьям, и мы стали так же беспомощны, как спелёнатые младенцы. Правда, на подлокотниках кресел были кнопки. Нажав на кнопку, можно было немедленно освободиться от ремней: замки у них были электрические.

На нас надели шлемы с радионаушниками и повесили на шеи крохотные микрофоны. Теперь мы могли переговариваться друг с другом, невзирая на шум.

Вслед за нами прибыли два инженера — радист и электрик. Они тоже летели на вторую Луну. Немногочисленной команде искусственного спутника было трудно своими силами подготовить космический полёт — в помощь ей командировали этих инженеров. Так же, как и нас, их быстро «запеленали». Последним занял своё место пилот. Его тоже прикрепили к креслу.

Начальник стартовой команды в десятый раз напомнил нам, как должен вести себя пассажир при взлёте, помахал приветственно рукой и скрылся в светлом отверстии люка. Дверца медленно, но с силой захлопнулась и наглухо отделила нас от внешнего мира. Ни одна струйка воздуха не ускользнёт теперь из кабины наружу. Иначе там, на громадной высоте, в безвоздушном пространстве, куда направляет свой полёт ракетоплан, воздух утечёт из кабины, и мы задохнёмся.

Истекли последние минуты нашего пребывания на Земле. Засветились циферблаты и стрелки многочисленных приборов, выстроившихся перед пилотом. На пульте зажглась красная лампочка. Это сигнал с командного пункта. Двигатели ракетоплана и тележки-ускорителя будут запущены автоматически ровно через минуту. Кресла, в которых мы лежали, подались вперёд, и спустя несколько секунд, мы уже не лежали, а стояли, вернее, висели, на ремнях, плотно притянутые ими к подушкам.

Известно, что отдыхать и спать лучше всего лёжа. При разгоне ракетоплана на нас будет действовать сила ускорения. Вот кресла и повернули так, чтобы по отношению к этой силе мы оказались «лежащими».

Где-то позади послышался приглушённый шум.


Мощные реактивные двигатели, установленные на тележке-ускорителе, помогли ракетоплану набрать большую скорость.

Это начали работать насосы, подающие топливо в камеру сгорания. Ещё мгновение, и раздался мощный нарастающий гул. Огромная сила вдавила нас в подушки. Ощущение было такое, будто ракетоплан стремительно встал на дыбы и на нас кто-то положил невидимый, но невероятно тяжёлый груз.

Гул двигателя быстро превратился в ровный могучий рёв. Десятки тысяч килограммов топлива сгорали каждую минуту, превращаясь в раскалённый газ. С бешеной силой вырывались струи газа из сопла, сообщая ракетоплану всё нарастающую скорость.

Мы мчались со скоростью нескольких километров в секунду. Остались позади самые плотные слои атмосферы. Электрический термометр на приборной доске, показывал, что хромированная поверхность корабля нагрелась от трения о воздух на несколько сот градусов. Только благодаря замечательным свойствам голубоватого металла, из которого она была сделана, поверхность ракетоплана не потеряла своей исключительной гладкости и корабль с прежней лёгкостью рассекал воздух.