Лунный свет - страница 33

Она такой мечты; осталась

Однако же впотьмах, потом

К окошку подошла, и лбом

Прижавшись к темной раме, стала

Глядеть на улицу. С угла

От фонарей была светла

Большая улица. Мелькали

То здесь, то там, то вырастали,

То съеживались тени. Вот

Какая-то мамзель идет,

Какой-то кавалер за нею

Спешит, вытягивает шею —

Картуз клеенчатый блестит

И пропадает… Вон в овчинной

Шубейке баба штоф несет.

Вот едет рысью с пикой длинной

Казак и, может быть, везет

Депеши… Вот и неуклюжий

Фонарщик: с лестницей над лужей,

Должно быть, вздумал помечтать.

Остановился… и опять,

Опять все пусто… Вот из мрака

К столбу фонарному собака

Идет, за ней из-за угла

Другая, третья… и прошла

Собачья свадьба… Раздается

Задорный лай… Что это сон

Проклятый, или жизнь?! А он!..

Он, может быть, теперь смеется,

Иль начал Гегеля читать!

Увы! мечтою не догнать

Того, что в руки не дается!..

Чего ж ты ждешь? Какой любви,

Каких чудес из-под земли?

Поверь, никто в плаще не встанет

С гитарой под окном твоим

И серенады петь не станет!

Тут не Испания, не Рим!

…………

И баронесса воротилась

В свой кабинет и ухватилась

За колокольчик… Боже мой!

Какой нервической рукой

Она звонила, дозывалась

Кого-нибудь – и вот уж к ней

Идет по коврикам лакей.

– Кто был у нас? мне показалось,

Что кто-то позвонил?

– Чего-с?

– Кто был за полчаса?

– Никто-с.

– Ступай.

Теперь пора сознаться,

Что никогда еще она

Так не была оскорблена.

Она хотела засмеяться

И стала плакать… (нежный пол

Красиво плачет). Огоньками

Сверкали на ее ушах

Алмазы; все лицо руками

Она закрыла, и с висков

На локти черными волнами

Сбегали косы… Не Камков

Уж был в уме у ней… Что значит

Камков? И не любовь в ней плачет,

А плачет гордость. Уж дотла

В ней догорела страсть; желанья

Потухли… баронесса зла —

И только!.. Тихие рыданья,

Истерики припадок…

Но

Что долго плакать! Уж давно

И спать пора! «Давно ль я стала

Такой нервической?» – сказала

Она, и локти отняла

От столика и подняла

Свечу, и в спальню отворила

Дверь полированную. – Спать,

Так спать! Другую засветила

Она свечу, но раздевать

Себя не кликнула ни Кати,

Ни Дуни; а замечу кстати,

Что баронесса никогда

Сама не раздевалась; это

Событье с нею, господа,

Случилось в первый раз… Ну да,

Событье! Впрочем, без корсета

Она была и, стало быть,

Ей не предвиделось большого

Труда себя разоблачить.

К тому же Катя нездорова,

А Дуня спит – к чему будить!

Неторопливо раздевалась

Она и наконец осталась

В одной сорочке. «Боже мой!

Какой однако же больной

Кажусь я в зеркале! – уныло

Подумала, – а прошлый год

Я так свежа была!..» И вот

Она вниманье обратила

На томные свои глаза,

На пятна слез (заметно было,

Что по лицу прошла гроза)…

Раздетая, она осталась

Перед трюмо; сперва созналась

С невольной грустью, что она

Без платья уж не так стройна,

Как в платье, что на пьедестале

Поставленную, может быть,

Ее не стали бы ценить

И восхищаться бы не стали.

И баронесса начала

Себя осматривать: нашла,

Что плечи пышны, грудь бела

И высока, и руки стройны,

И волосы роскошны, и

Все, все, что нужно для любви

И неги… Но благопристойны

Мы будем, и не скажем вам

Всего, что в зеркале предстало

При двух свечах, без покрывала,

Ее заплаканным глазам.

«Дурак Камков!» – Она сказала

Почти с презреньем, и в сердцах

Задула свечи. Вот, впотьмах

Отдернутая занавеса

Опять задернулась, и спать

Легла спокойно баронесса.

Ей тихой ночи пожелать

И мы не прочь: ведь ей досталась

Довольно трудная игра.

Она, несчастная, с утра

Страдала, вдоволь настрадалась, —

Пора заснуть!

Но не спалось

Ей, бедной: в жизнь ее былую,

Блистательную, молодую,

Воображенье унеслось,

И унесло с собой до слез

Обиженное сердце… Было

Над чем подумать! Но забыла

Она, как ветрено губила

Она сердца, когда была

Моложе. Память говорила

Ей о другом: она плыла

На пароходе за границу;

Была в Милане – как царицу

Ее встречали там: она

Всей тамошнею молодежью,

Как василек шумящей рожью,

С утра была окружена.

За ней ухаживал посланник,

И лорд в гороховом пальто,

И политический изгнанник,

И пламенный артист – и кто,

Кто был тогда ее избранник?

Кто был у ног ее? – Никто

И все до одного!.. И каждый

Из них, томясь ревнивой жаждой,

Готов был жертвовать собой

За миг любви, и – боже мой!

Все позабыть, и где ж влюбиться!

В Москве!.. И может это быть?