Лунный свет - страница 35

Быть может, прежде всех заметил

В нем искру божью – и ответил

На первый пыл его идей

Живою дружбою своей…

Белинский долго оставался

К нему пристрастным (господа,

Скажу вам на ухо) тогда…

Наш первый критик восхищался

Стихами друга моего,

И даже видел в нем поэта…

Камков, напротив, на него

Нередко нападал за это.

Своих стихов он не ценил;

Когда же Лермонтова скорбный

Раздался голос – он почтил

Свою поэзию надгробной,

Без слез и жалоб… Не упал

Он духом, только раз, угрюмый

Поник над лермонтовской думой:

«Мы здесь пропущены», сказал.

Послание к Камкову одного

из учеников его в 1846 году

Ты был угрюм, но тих и бледен,

Приветлив, но невесел, – беден,

Но в людях счастья не искал;

А я был юноша-мечтатель,

Тщеславный, ветреный искатель

Удач, разгула и похвал.

Душой мельчая с каждым годом,

Тебе внимал я мимоходом;

Со мной ты мало говорил,

Наставник наш красноречивый!

Но и вне школы, – твой пытливый,

Твой светлый взор за мной следил.

Ты выжидал. – Настало время,

Жизнь на меня легла, как бремя:

Изныл я от пустых страстей,

От пересудов, пошлых мнений,

От вековых предубеждений,

Не сознавая их цепей.

И я пришел к тебе – невольно

Меня к себе ты влек – и больно

Признаться было мне… – но ты

Не дождался моих признаний:

Ты понял суть моих страданий

И обновил мои мечты.

Тебя я слушал, как пророка;

Ты предо мной раскрыл широко

Иную жизнь, учитель мой.

Твой ум сиял – ты смело ставил

Иную цель, свободу славил…

Пылало сердце – факел твой…

Вникать я стал – и, как туманы,

Редели предо мной обманы

Всех стран земли и всех веков,

Кумиры падали – народы

Взимали голосу свободы

И выходили из оков.

И вот, в углу для всех сокрытом,

Как ты, я стал космополитом, —

Стал гражданином мировым:

Порою в лес иду – порою

Стою задумчив над рекою, —

Увы! что делать мне с моим

Никем не понятым гражданством?

Здесь, перед рабством и тиранством

Равно я жалок и смешон.

Пишу к тебе средь ночи бурной,

Средь копоти избенки курной,

Буграми снега занесен.

Хозяева мертвецки пьяны,

И тараканы – тараканы…

Средь обитателей степных

Они одни – хоть и трусливы —

Свободны, трезвы и счастливы,

И молча я гляжу на них.

Ползут на грудь, ползут за шею

И я – я силы не имею

Давить их на моей груди,

Так я гуманен! так доволен

Своим гражданством! но я болен…

Больной пишу – не осуди!

В напечатанных шести главах «Свежего преданья» не исчерпывается содержание задуманного мной романа. Тем из моих читателей, которые, пробежав эти главы, найдут в них хоть несколько страниц достойных их внимания или не поглядят на посильный труд мой с высоты своего величия, намерен я в кратких словах досказать роман, мною когда-то задуманный, и таким образом познакомить их с его содержанием.

Вот план романа начиная с 6-й главы до 20-й. Камков относит княжне Лоре просвиру от ее матери, воротившейся с богомолья, и доказывает ей всю ненормальность ее отношений к матери, – отношений, созданных невежеством и грубой силой. Лора в первый раз от роду слышит, что мать ее добрая и честная женщина, что она любит и даже не перестает о ней заботиться. Настает ночь светлого Христова воскресенья.

Описание этой ночи в московском Кремле. В эту ночь Лора уходит от своей гувернантки и, сопровождаемая Камковым, на паперти Чудова монастыря в первый раз встречает и обнимает мать свою. Камков становится ближе к Лоре – она подчиняется его нравственному влиянию. Мысли Камкова о религии.

Весна. – Сокольники. – 1 мая. – Камков решается сказать Лоре, что он ее любит; но без всяких претензий на взаимность – без всякой надежды на свое личное счастие. Он только просит позволения любить ее. Княжна не без волнений выслушивает его признания, но прямо говорит ему: вы не мой герой. Тот, кого я полюблю, должен походить на тот идеал мужчины и гражданина, который вы не раз рисовали передо мной, читая мне историю или толкуя великих поэтов. Я люблю вас как друга, как брата. Впрочем, будущее зависит от вас – не теряйте надежды.

В мае баронесса уезжает за границу, не простясь с Камковым. Из деревни возвращается в Москву князь Таптыгин – отец Лоры. Он приехал, вызванный судом по какому-то уголовному делу, от всех тщательно скрываемому, и отделывается от суда, давая взятки и пленяя всех своей благонамеренностью. Это салонный герой со всеми утонченностями светской любезности, когда он во фраке и – беспощадный самодур, грязный кутила и развратник, когда он дома, в бархатных шароварах и в красной канаусовой рубашке с косым воротом. Встретившись с Камковым, он сразу не полюбил его – глядит на него высокомерно и с недоверием, подмечает его дружеские отношения к княжне – и возмущается. Камков впервые лицом к лицу встречается с силой, враждебной всем его убеждениям, враждебной науке, любви, прогрессу и проч. Кончается тем, что князь зовет его к себе обедать и хочет при дочери напоить допьяна ее наставника. Камков на это не поддается. Через несколько дней князь начинает грубить ему. – Как вы смеете, – говорит он, – воображать, что стоите на одной доске со мной или с моей дочерью. Кончайте урок – и гайда! Руки по швам! если не хотите, чтоб я выгнал вас. Камков отвечает ему, что он и не ставит себя на одну с ним доску, потому что считает себя бесконечно выше его во всех отношениях. Взбешенный князь призывает людей и приказывает им вытолкать Камкова на улицу. Сцена возмутительная и безобразная.