Лушина воля - страница 2

Ребятишки жались друг к дружке, как забитые зверьки, председатель отвел их назад в помещение, вышел, сказал:

— Кто желает, товарищи, в память Владимира Ильича взять на свое попечение сирот — поднимайте руки!

Подняли все руки, рассмеялся старик Фадеич, сказал:

— Забирали бы всех уж ребят из Москвы, а так не хватит!

Заспорили друг с другом мужики, стали с бабами советоваться, потом разобрались, договорились, рассчитали — кому кормить, кому одевать, хватило на всех понемногу забот о живых памятничках.

Побежали бабы за полушубками, к вечеру развели ребят по избам, мыли, кормили, одевали, в волисполкоме ребят расписывали по мужикам и каждого под одним и тем же именем: Владимир Ильич.

Никогда бы Луше, может-быть, и не пришлось побывать на родине, да вот весною — случай: приехал из Костровки дядя в Москву, разыскал Лушу, отдышался после каменной лестницы, сказал:

— Вот ты какая стала! Я у тебя дня три погощу, остановиться мне негде, а дела! Ходоком от артели послали, так артельные деньги больно расходовать не годится, а ты человек здешний, меня проводишь и растолкуешь!

— Растолкую — засмеялась Луша — у нас тут другая совсем жизнь, правда?

— Другая, да!

Осмотрел дядя Лушину комнатку, в окно посмотрел — вздохнул только, промолчал. Потом спросил вдруг:

— Что в деревню носа не кажешь?

— Да я уж и название ее забыла! У меня от деревни ничего не осталось — разве вот, имя только — деревенское! А спросить не у кого — отец с матерью когда умерли — не вспомнить!

— А вот со мной поезжай! Где работаешь-то?

— На фабрике, на мануфактурной.

— Что ж, не пустят, что ли?

— Пустят, как отпуска начнутся, летом!

— Вот и приезжай! У нас московским-то страсть как рады бывают! И то сказать — живем, что в лесу. Только от странных людей и слышим, что на белом свете делается! Приедешь, что ли?

— Пожалуй и приеду!

— Приезжай! Напиши сначала, я за тобой на станцию приеду сам. Смотри!

Жил дядя три дня. Луша ему про Москву рассказывала, иногда провожала по городу, в пути показывала, где, что, как пройти, как проехать, как спросить, что сделать.

Понравилась дяде племянница, расставаться жаль: стал прощаться, сказал:

— Может, надумаешь вон отсюдова, из камня-то этого? Так приезжай, не обижу. А на лето — обязательно, ждать будем! Приедешь?

— Приеду!

— То-то, не забудь, деревней не брезгуй! Мужики, милая, на ноги теперь становятся! В эту пору ты мужику словом подсобишь — во какое дело сделаешь, потому темнота у нас! А подсобишь — он тебя возблагодарит! За мужиком не пропадет, не бойсь! Дай срок — дай срок! Вот приедешь, посмотришь!

Уехал дядя, а у Луши одно в уме осталось: в Костровку летом во что бы то ни стало с'ездить.

Записалась в очередь на отпуска, стала деньги копить, собираться: сборов оказалось немало: надо было и ситцу на платье тетке, и книжку хозяйственную дяде, и узнать и расспросить, чем можно деревенским помочь, раз уже за одно туда ехать приходится.

Собралась, написала в Костровку и уехала.

На маленькой станции с большим медным колоколом стоял дядя, махал руками, показывал, что ждет, выехал: из вагона еще. Луша видела сизую улыбку на пыльном его лице.

Дядя принял мешок у нее, поцеловал, сказал, улыбаясь:

— Ну, а я думал — омманешь, не приедешь!

Луша вышла за ним, оглядываясь кругом — от земли до синего неба было все новое, невиданное. Дядя тискал руками солому в телеге; усаживал ее, потом сел сам, свесив ноги над колесом, тряхнул вожжами, загремел телегой по ухабистой дороге, по вылезшим из земли корневищами тальника, за которым пошли зеленые займища и луга.

— Ну, хорошо тут у нас, гляди-ко?

Хорошо было здесь. Влажны и пахучи были луга, прозрачны сумерки, веселы вечерние перекликания перепелов, алы закатные облака, просторны дали, высоки нежные небеса.

— Да, хорошо — протяжно говорил дядя, помахивая кнутовищем — тут хорошо, а вот в деревне у нас ноне опять не ладное!

— Что такое?

— В позапрошлом году ребята играючи гумна сожгли — мужики пока из поля вернулись, двадцать дворов уж сгибло! В прошлом году не лучше история: перетонуло трое ребяток в колодце, деревня летом пустая, конечно, помочь было некому. Девчонки спустили бадью в колодец, да не вытащили. Мужики как пришли, вынули уж мертвеньких… А ноне опять — позавчера только: у Денисовых, в Зеленом Клину, быка ребята выпустили, да верно раздразнили, девчонку одну насмерть забодал, а мальчонку затоптал так, что и не выживет, мотри… Мальчонка-то крестник мой — жаль! Смышленый мальчишка был…