Львив - страница 15

Даже рабби Коэна, ненавидящего Шабтая с первых лет его шествия, патер Несвецкий записывал в саббатиане. Еврей еврея всегда прикроет, проскрежетал зубами он, а если не выйдет, то на турка свалит…

Разговор затянулся. Аргументы Коэна вошли в глухое противоречие с аргументами иезуита, они кричали, размахивали руками, стояли на своем, как будто причина смерти графа Липицкого могла что-то изменить.

Рабби Нехемии пришлось цитировать Талмуд, объясняя, что еврей, перешедший в мусульманство, может называться кем угодно, но не евреем, поэтому он не обязан его защищать.

— Пусть турки с ним нянчатся, — недовольно буркнул Нехемия, — не понимаю, чего все считают Цви евреем? Он и раньше больше нарушал Закон, чем соблюдал, а сейчас и подавно. Я за него ответа не несу.

— Правильно — потер вспотевшие в пылу спора ладони патер, — не несите. Но суд скоро начнется.

— Начинайте — вяло согласился Нехемия Коэн, — привлеките всех, кто составлял письмо, и тех, кто рвал травинки у особняка Липицкого. Только я уже не помню, кто что делал, прошло уже столько времени.

— Ничего, вспомните — ехидно улыбнулся иезуит Несвецкий.

Для путешественника, приехавшего издалека и никогда ранее в Львиве не бывавшего, казалось странным обилие аптекарских магазинчиков, да не где-нибудь на окраине, а на самых что ни на есть центральных улицах. Львивские аптеки располагались на первых этажах, принадлежали подданным германских княжеств и предлагали помимо обыкновенного набора микстур, мазей и порошков, экзотические эликсиры, бальзамы и притирки. Вывески их украшались как можно более причудливо: там царили длинные змеи, чьи разинутые пасти фонтанами извергали целебный яд, каменные ведьмовские ступки, пучки диковинных трав, непременно перевязанных ленточкой с девизом владельца, алхимические реторты, изображенные в момент сотворения философского камня, иногда ползали скорпионы, сколопендры и тарантулы. Интерьер аптек скорее напоминал лавку букиниста, вроде той, что держал отец Фатиха Кёпе. Высокие шкафчики красного дерева, с застекленными дверцами и резными ручками, изящные ящички каталогов, гладкие, отполированные прилавки, всевозможные диковины, старинные вещицы, украшающие стены, богемское стекло, сосуды затейливых форм. Названия аптекам давались причудливые: ни одна из них не называлась просто аптекой, но непременно: «Золотая звезда», «Девять драконов», «Секрет василиска», «Под венгерской короной».

Аптека герра Брауна, выходца из Нижней Саксонии, тоже получила экзотическое имя: «Под серебряным оленем». На ее вывеске был изображен гербовый щит со сглаженными краями, посредине его скакал изящный рогатый олень, держащий во рту тоненькую стрелу. Туловище несчастного копытного светилось лунным серебром, а под ним пояснялось: «Аптекарское заведение Иеронима Брауна. Основано в 1637 году».

Деревянная дверь аптеки, обитая медными заклепками, тоже изображала благородного оленя с тяжелыми рогами, стоящего на холме с высоко поднятой головой.

Ассортимент аптеки Брауна составляли не только средства европейской медицины — пиявки, настойки, капли, порошки в пакетиках толстой бумаги, но и китайские снадобья, привезенные еврейскими купцами по Великому Шелковому пути через монгольскую пустыню смерти, среднеазиатские барханы, Каспий и Кавказский хребет. Поэтому состоятельные львивцы, почувствовав, что у них запершило в горле или стал побаливать левый бок, предпочитали заплатить немалые деньги герру Брауну, нежели отдать себя на растерзание местным эскулапам.

Особым спросом пользовались китайские настойки на змеях, придававшие силу, неплохо покупались вытяжки из кобриной крови, змеиные сердца, жабьи растирки, тигровая желчь, скорпионьи пастилки. Шли в ход экстракты из омелы, коробочки карпатских трав, из которых готовили лечебные чаи. Продавался чудо-камень безоар, тибетская смола, высушенные коренья, в том числе и баснословно дорогая мандрагора.

Герр Браун никогда не страдал недостатком покупателей. Разве что редкие яды, запаянные в скляночки толстого коричневого стекла, не пропускающего солнечные лучи, залеживались на аптечных полках. Но и они тоже находили — рано или поздно — своего владельца. За ядами к нему приходили поздно вечером, таясь и оглядываясь, долго выбирали пузырек, расспрашивали о свойствах, действии и возможности обнаружения.