Львы Сицилии. Сага о Флорио - страница 13

– Пусть говорят, что хотят, Паоло. Мы здесь не затем, чтоб голодать, мы не сбежим ночью в Калабрию, как какие-нибудь нищие. – Его голос тверд, в нем кипят гнев, гордость, негодование. Еще гвоздь, еще удар. – Мы решили жить здесь – здесь и останемся.

За Канцонери потянулись и другие аптекари и фармацевты. Любопытствовали, ходили вокруг да около, заглядывали в окна, посылали своих служек – посмотреть.

Лица враждебные, насмешливые или сочувствующие. Один из них, некий Гули, по-дружески посоветовал братьям не хитрить, ибо в Палермо им это с рук не сойдет.

Палермо присматривается к ним, к Флорио. Внимательно присматривается. И не делает скидок. Что касается клиентов, то их мало.

Хотя пряностей сейчас вдоволь, причем отличного качества.

Поэтому, когда спустя какое-то время скрипнула входная дверь, Паоло и Иньяцио не верят своим глазам.

Входит женщина. В платке и переднике. Держит в руке клочок бумаги. Протягивает его Паоло: он стоит ближе.

– Я не знаю, что там написано, – объясняет она. – У мужа болит живот и сильная лихорадка. Велено купить вот это, но денег совсем мало, в аптеку пойти не могу. Я была у Гули, но он сказал, на эти гроши ничего не купишь. Вы можете мне помочь?

Братья переглянулись.

– «Лекарство от запоров», – читает Паоло. – Посмотрим, что у нас есть. Рута душистая, цветы мальвы… – он называет травы.

Иньяцио тянется к полкам, снимает аптекарские сосуды. Травы отправляются в ступку, Паоло выслушивает женщину.

– Четыре дня как муж мучается, не может встать с постели, – говорит она. – Не знаю, что и делать. – Она с тревогой смотрит в сторону Иньяцио, работающего пестиком. Неужели они смогут вылечить его? – Не знаю, куда и податься! Пришлось заложить серьги, чтобы заплатить доктору.

– У вашего мужа жар? Сильный? – Паоло трет подбородок.

– Места себе не находит, ворочается в постели…

– Ему плохо, бедняге… Конечно, если сильный жар… – Иньяцио показывает на большую банку у себя за спиной. Паоло все понимает.

Щепоть темной коры падает в ступку.

Женщина недоверчиво смотрит на Иньяцио.

– Что это?

– Это хина. Кора дерева, которое растет в Перу, ее используют для лечения лихорадки, – терпеливо объясняет Паоло.

Женщина волнуется, шарит по карманам. Иньяцио слышит звон пересчитываемых монет.

– В этот раз не надо платить, не беспокойтесь, – говорит он.

Она не верит своим ушам. Достает деньги, кладет на прилавок несколько тари[3].

– Но другие…

Паоло накрывает своей рукой ее руку.

– Другие – это другие, они делают так, как считают нужным. Мы – Флорио.

Так все и начинается.

Идут недели одна за другой. Приближается Рождество.

Однажды, когда колокола только пробили полдень, в лавку приходит Джузеппина. Муж и деверь откладывают в сторону банки и аптекарские весы.

– Я принесла вам обед, – говорит Джузеппина. У нее с собой корзина с хлебом, сыром, оливками. Иньяцио ставит перед ней стул, предлагает сесть, но она отрицательно мотает головой: – Мне пора. Там Виктория одна с Винченцо.

Паоло берет ее за руку:

– Не убегай.

Он просит странно мягким тоном, и она осторожно садится рядом с мужем, который протягивает ей кусок хлеба, смоченный в оливковом масле.

– Я уже поела.

Он сжимает ее руку:

– И что? Возьми еще.

Джузеппина соглашается. Но глаз не поднимает.

Иньяцио медленно жует. Смотрит на брата и невестку.

Шутят. Или, вернее, Паоло шутит. Джузеппина берет кусочки, которыми он ее угощает, но лицо у нее напряжено.

В дверь стучат.

– Кто еще там, поесть спокойно не дадут… – Паоло вытирает рот рукавом и идет в лавку. Иньяцио дожевывает последний кусочек сыра и тоже встает.

Джузеппина хватает его за рукав:

– Иньяцио!

Голос у Джузеппины суровый, ему даже кажется, это брат его окликает.

– Что?

– Мне нужна твоя помощь. Я… – Из соседней комнаты доносится звон бальзамариев. – Я хочу отправить письмо Маттии. Ты поможешь написать?

Иньяцио оборачивается:

– А разве Паоло не может тебе помочь?

– Я просила его. – Рука Джузеппины, лежащая на столе, сжимается в кулак. – Он ответил, что у него нет времени, а тут еще я со своими просьбами. Но я знаю, он просто не хочет, а когда я сказала ему об этом, он разозлился. Маттия не знает, как у нас дела, как мы устроились… Раньше мы с ней каждый день виделись в церкви. А сейчас я даже не знаю, жива ли она, я просто хочу ей написать…