Львы Сицилии. Сага о Флорио - страница 18
В тот вечер Паоло Барбаро не ночует у Флорио, как обычно, когда бывает в Палермо. Спор – жаркий, временами яростный – продолжался долго. Паоло не выдержал, ушел в лавку, хлопнув дверью, устав оправдываться и твердить, что не собирался никого обманывать. Иньяцио остался дальше объясняться. Терпеливо. Спокойно.
Наконец Барбаро стал прощаться с Джузеппиной.
– Пусть твой муж хорошенько подумает! – сказал он ей на пороге. – Или все полетит к чертям, я не собираюсь иметь дело с обманщиками.
Джузеппина не ответила. Что может сказать домохозяйка? Одно она знает точно: Паоло и Иньяцио – честные люди. Ее муж всегда посвящал работе больше времени, чем семье. А Иньяцио и подавно, этот, если бы и хотел, не смог бы никого обмануть.
Ужинают поздно, когда возвращается Паоло. Никто не вспоминает про ссору с Барбаро.
У Иньяцио усталый вид, воспаленные глаза. Не дожидаясь, пока все закончат ужин, он идет спать. Виктория и Винченцо за ним.
Паоло и Джузеппина остаются одни.
– Пойдем спать? – Паоло сжимает в руках глиняную чашку.
Джузеппина не отвечает, продолжает убирать посуду.
Паоло ставит чашку на стол. Подходит к жене, обнимает за бедра. Джузеппина все понимает.
– Не надо. Оставь меня.
Он не отпускает ее, прижимает к себе.
– Ты всегда мне отказываешь. Почему?
– Я устала.
Паоло сжимает ее еще крепче.
– А мне что делать? Умолять тебя дать мне немного того, что мне положено? Разве я не могу просить об этом жену? – В его голосе слышится упрек. Он так придавил ее к столу, что Джузеппине кажется, он овладеет ею сейчас же, немедленно, не думая о том, что их услышат. Она отталкивает руку, задирающую ей подол, вырывается из его объятий.
Но и она чувствует в теле дрожь, предательское желание, которое трудно сдержать.
– Нет. Отпусти меня, я сказала!
Паоло останавливается. Ему хочется закричать, отхлестать ее по щекам или уйти из дома, хлопнув дверью, найти уличную женщину, которая удовлетворит его желание. Ему не так много и надо: чуть-чуть ласки, чуть-чуть утешения. Больше ничего.
Он берет ее за руку и ведет в комнату. Раздевает. Она не открывает глаз, пока муж ищет любовь, которую она должна дать ему.
В соседней комнате, за занавеской, служащей дверью, Иньяцио проснулся от холода. Всматривается в темноту. Вслушивается.
На следующее утро Джузеппина встает затемно. Наскоро одевается. Муж спит. Она не смотрит на него.
Открывает двери. Зима безжалостно набросилась на Палермо.
Не считая редких прохожих, идущих к бухте Кала, площадь Сан-Джакомо пустынна. Джузеппина зажигает огонь, чтобы было чуть светлее, нарезает хлеб, достает мед. Берет миску с сыром и ставит на стол. На пороге появляется Виктория, бормочет: «Доброе утро» и уходит одеваться.
Внезапная острая боль заставляет Джузеппину замереть, положив руку на живот.
Ее учили, что детей посылает Господь и отказываться от них – смертный грех. Говорят, Бог дал, Бог и взял, она верит в это и знает, что Он накажет ее, если она навредит своему ребенку. Но как быть, если у нее нет никаких чувств к нему? С Винченцо все было по-другому, она привязалась к нему еще до того, как он появился на свет. Жизнь, которая сейчас растет внутри нее, совсем чужая…
Нет, возможно, это вопрос времени, повторяет она, стараясь убедить себя. Нужно привыкнуть, природа возьмет свое, снова научит быть матерью.
А может, грех уже в том, что она больше не хочет детей?
Эта мысль будет преследовать ее долгие годы. Она – как гвоздь, который проворачивают внутри.
Еще один приступ. Нужно сесть, глубоко подышать. Входит Виктория.
– Тетя, что с вами?
– Ничего, прихватило немного, по-женски.
Виктория еще ребенок, но многое уже понимает.
– Посидите. Я все сделаю, – говорит девочка. Она расторопна и умна. Накануне вечером она слышала звуки, доносившиеся из тетиной комнаты, сообразила, что к чему. Виктория твердо знает: она найдет себе мужа, который не будет командовать дома, как ее дядя. Она хочет, чтобы муж уважал ее, выслушивал, и неважно, что тетя считает, что так не бывает.
Вскоре вся семья собирается за столом. От дверей тянет холодом.
Едят быстро, втянув головы в плечи. Иньяцио и Паоло заворачиваются в плащи и уходят, один направляется в таможню, другой – в лавку.