Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли - страница 16

стр.

— Яйца по-мексикански, — бодро заявил я на испанском языке.

Элен толкнула меня в бок.

— Попроси, чтобы было не очень остро, — сказала она.

Мы еще слишком хорошо помнили, что частенько все прохладительные напитки Мексики не могли остудить наши пылающие глотки.

— No muy caliente[8], — предупредил я.

Официант с минуту колебался, потом пожал плечами и направился в кухню. Когда он передал заказ поварихе, та изумленно запротестовала — она, видно, любила свое дело — и с трудом протиснулась в дверь. Они оба некоторое время разглядывали нас, затем переглянулись и теперь уже вдвоем пожали плечами. Я засмеялся:

— Они, наверное, думают: «Сумасшедшие американцы не любят чилийского перца».

Из кухни поплыл аромат жареного лука, и голод наш возрастал с каждой минутой. Мы ждали. Вошли другие посетители, сделали заказ и получили желаемое, а мы все ждали. Наконец через полчаса официант поставил перед нами две тарелки. После первого куска я положил вилку.

— Яйца холодные, — сказал я. — И такие же острые, как обычно.

Официант выглядел смущенным.

— Но вы же так заказали. Вы сами сказали: «Не очень горячие».

Человек, сидящий за соседним столиком, улыбнулся и вмешался в разговор.

— Простите, — сказал он. — Но по-испански «caliente» относится только к температуре. Если мы хотим сказать «остро», мы говорим «picante».

Да, мы с удовольствием ели в придорожных ресторанах и редко забывали полученные там уроки испанского языка.

Отсюда до Гуанахуато было рукой подать, но приближался вечер, и мы решили сэкономить на отеле и провести ночь у дороги в нескольких милях от города. Ночь прошла не очень-то спокойно: Дина и целая компания слишком любопытных волов изобразили нестройную симфонию лая и мычания. А на утро мы уже ехали по узкой главной улице города, который некогда был колыбелью войны Мексики за независимость. Гуанахуато — это чаша, полная лепящихся по отвесным склонам, выжженных солнцем домов, красных черепичных крыш, углы которых вызвали бы восторг поклонников абстрактной живописи, улиц, бушующих красками, где в зеленых кактусовых садах сушится белье.

Нам порекомендовали отель, но при одном взгляде на величественный замок, возвышающийся на холме над городом, мы поняли, что наш кошелек отощает здесь слишком быстро. И мы выбрали скромную гостиницу, выходящую на крошечную треугольную главную площадь на самом дне города-чаши. Дину тоже приняли как желанного гостя, и единственным недостатком оказалось отсутствие стоянки для «Черепахи», а между тем известие о ее появлении распространилось мгновенно, за те несколько минут, которые она постояла у входа в отель. Когда я спросил, куда ее поставить, директор был вне себя.

— Но, сеньор, это же современный отель! У нас прекрасные стоянки для машин.

Мы успокоились и взяли номер, а услужливый директор послал мальчика, по имени Педро, показать мне, куда поставить машину.

— Вам будет трудновато найти одним, — пояснил он.

Так оно и вышло. Мальчик повел меня вниз по узкой извилистой главной улице, и в конце концов я уверился, что мы отправляемся за город. При этом он не переставая кричал: «Сюда, сюда», и люди высовывали головы из окон с таким ийтересом, словно в город приехал цирк и по улицам ведут слонов. Потом мы круто повернули вправо и двинулись в другом направлении, по еще более узкой улице, где волам приходилось забираться на высокие тротуары. Я только собрался сказать, что «прекрасные стоянки» что-то уж очень далеко, как вдруг мальчишка, с трудом переводя дыхание, остановился возле входа в какой-то двор.

— Вот мы и пришли! — с торжеством объявил он.

Я совершенно растерялся.

— Куда? — спросил я.

— Но это же задний двор отеля, — радостно ответил тот.

К этому времени в крошечном закоулке толпилось уже полгорода, и все давали самые противоречивые советы, как наилучшим способом поставить «Черепаху» на место. Я взглянул за ворота. По ширине они годились бы разве что для лошадей, запряженных цугом, и, вероятно, так и были задуманы. Но видно, нашелся изобретательный каменщик, и на высоте трех футов от земли, на уровне крыльев автомобиля, он вырубил довольно глубокие ниши, так что ворота напомнили мне карикатуру, изображающую дверь, предназначенную для кривоногого ковбоя. Жаль, что этот каменщик не вырубил место и для широкополой ковбойской шляпы, ибо по бокам «Черепахи», как раз над крыльями, выступали полки с канистрами. Пока зрители оживленно обменивались мнениями, я вынул свою рулетку. Если убрать висячие замки, мы ухитримся как-нибудь протиснуться. Со вздохом облегчения я загнал «Черепаху» в угол двора. Педро помог мне перетащить вещи и сказал весело: