Лю Яо: Возрождение клана Фуяо - страница 22

Первый старший брат был самым драгоценным сокровищем клана Фуяо. Если он просил, Чэн Цянь не мог пойти против его воли. 

Юный мастер Янь приоткрыл глаза, и младшие адепты вокруг него сразу же, не толкаясь, двинулись к бамбуковому «креслу красавицы» [3]. Он откинулся на него и нагло закрыл глаза в присутствии своего учителя, а затем задремал под грохочущие звуки чтения «тишины». 

[3] «Кресло красавицы»: своего рода традиционная китайская скамейка со спинкой, повторяющей изгиб талии красавицы. В подобных креслах путаны нередко принимали гостей в чайных домиках.

Понаблюдав некоторое время, Чэн Цянь обнаружил одно из достоинств этого монстра, — он не храпел во сне.

Возможно, другие уже привыкли к этому. Пока первый старший брат бесстыдно дремал, второй старший брат за короткое время сошелся с четвертым и согласился сотрудничать с Чэн Цянем, потому-то и продолжал подмигивать ему.

Из четырех учеников только Чэн Цянь с терпением относился к своему учителю. Его снисходительность и суровость всегда четко граничили между собой, но вместе с тем сочетали в себе верность и педантичность. Во всем этом хаосе именно Чэн Цянь сидел неподвижно, как гора, и заканчивал «обычное утреннее чтение». Только благодаря ему урок окончательно не съехал в монолог.

Видя, что Чэн Цянь даже не потрудился признать его, Ли Юнь закатил глаза и принял решение. Он вытащил из рукава маленькую фарфоровую бутылочку и потряс ею перед Хань Юанем, прошептав:

— Ты знаешь, что это такое? — стоило Хань Юань взять ее в руки и открыть, ужасная вонь окутала его, вызвав головокружение. Даже Чэн Цяня, сидевшего позади, к несчастью, коснулось зловонное облако.

— Это волшебная вода, Золотая Жабья Жидкость. Я сам ее сделал, — самодовольно сказал Ли Юнь.

— Разве это не вода для купания жаб? — фыркнул Чэн Цянь.

Хань Юань зажал нос пальцами и вернул якобы «волшебную воду» Ли Юню. Терпя зловоние, он спросил:

— Зачем это?

Ли Юнь ухмыльнулся и скомкал рисовую бумагу, лежавшую на столе. Затем он капнул на нее несколько капель волшебной воды. Жидкость быстро впиталась, в мгновение ока превратив комок в живую жабу.

В целом мире было великое множество различных зверей и птиц, почему же Ли Юнь выбирал для игр только жаб? Какой странный и тошнотворный интерес!

Чэн Цянь начал понимать, почему первый старший брат смотрел на второго, как на дерьмо. 

Ли Юнь поднял глаза и встретился взглядом с Чэн Цянем. Усмехнувшись, он ткнул жабу кисточкой и сказал, указывая на Чэн Цяня:

— Иди к нему.

Жаба заквакала и прыжками направилась к мальчику. Но на полпути ее поймали. Учитель незаметно приблизился к ученикам, и жаба снова превратилась в обычный бумажный шарик.

— Снова твои фокусы, — словно нараспев, выдохнул Мучунь чжэньжэнь. — У тебя настоящий талант, Сяо-Юнь.

Ли Юнь показал ему язык.

— Раз так, то теперь ты будешь читать для своих младших братьев, — произнес учитель.

Ли Юню не оставалось ничего другого, кроме как изобразить евнуха[4], так что он провел примерно час, читая небольшой абзац писания «О ясности и тишине», по крайней мере, дюжину раз, пока его учитель, в конце концов, не проявил милосердие, призвав остановиться и положить конец бесконечным мучениям.

[4] Имеется в виду голос евнуха. Считалось, что в древнем Китае, когда мальчиков кастрировали, они становились похожими на девушек, у них менялся и голос (становился тоньше) и фигура.

— Я описаюсь, если он продолжит читать, — с дрожью прошептал Хань Юань.

Чэн Цянь продолжил сидеть неподвижно, сделав вид, что не знаком с ним.

Проведя в покое больше часа, их мастер, наконец, просиял, сказав:

— Спокойное чтение должно сопровождаться активным движением. Все вы, следуйте за мной. О, Чэн Цянь, разбуди своего первого старшего брата.

Чэн Цянь не ожидал, что на него обрушится такое несчастье. Он отвернулся и посмотрел на юношу в белом, затем собрался с духом, протянул руку и ткнул его пальцем в плечо, будто дотронувшись до пламени. Он так разволновался, что со страхом подумал: «Это учитель попросил меня разбудить тебя, не вымещай на мне свой гнев».