Лю Яо: Возрождение клана Фуяо - страница 3

Чем больше Далан думал об этом, тем хуже себя чувствовал. Его посетила мысль, что следовало бы ударить этого старого шарлатана по голове большим железным ковшом, но не хватило храбрости — в конце концов, он не был бы простым подмастерьем, если бы был таким смелым. Да и разве его брат не заработает больше, грабя и мародерствуя?

Чэн Цянь, отчасти, догадывался о плане своих родителей и сдерживаемом разочаровании старшего брата.

Отец работал с рассвета до заката. Брат уходил, когда звезды еще мерцали в небе и возвращался домой с восходом луны. Мать не задерживала на нем взгляд, отдавая всю свою заботу новорожденному. Его не воспринимали всерьез, даже если не били и не ругали. Чэн Цянь хорошо понимал это и вел себя достаточно тактично, чтобы не нарваться на неприятности. Самое возмутительное, что он делал за всю свою жизнь, — это залезал на большое дерево старого туншэна и слушал, как он объясняет эти дрянные святые писания.

Чэн Цянь работал добросовестно и усердно. Он считал себя слугой, но никогда — сыном.

Дети обычно разговорчивы и беспокойны, но, поскольку Чэн Цянь не считал себя сыном, он, естественно, не пользовался привилегией быть болтливым и непослушным. Чэн Цянь привык сдерживать свои самые сокровенные чувства, и рано или поздно слова, которые он не мог произнести, должны были провалиться внутрь, проделав множество крошечных дырочек в его маленьком сердце [6].

[6] Китайская идиома: «у человека много дырок в сердце» означает, что «он сверхчувствителен»

Мальчик с тысячами отверстий в сердце знал, что его продали родители. Но, как ни странно, он чувствовал себя удивительно спокойно, будто бы ждал этого дня.

Перед его отъездом больная мать Чэн Цяня встала с постели, хотя делала это крайне редко. Дрожащим голосом она отозвала сына в сторону и с красными глазами вручила ему сверток. Там была сменная одежда и дюжина лепешек. Излишне говорить, что одежда была перешита с вещей его старшего брата, а лепешки — сделаны отцом накануне вечером.

Но, в конце концов, Чэн Цянь — ее плоть и кровь. Глядя на него, мать не удержалась, пошарила в рукаве и, пошатываясь, вытащить оттуда небольшую связку медных монет. Потускневшие от времени, они неожиданно заставили сердце Чэн Цяня дрогнуть. Он стал похож на маленького замерзшего зверька, который, с осторожностью принюхиваясь к снегу, каким-то образом учуял запах матери.

Однако его отец также заметил связку. Он кашлянул, и мать со слезами на глазах вынуждена была положить их обратно.

Запах матери походил на отражение луны в воде и, внезапно, снова растаял в воздухе, прежде чем Чэн Цянь успел сделать второй вдох.

— Иди сюда, Эрлан, — мать взяла Чэн Цяня за руку и повела его во внутреннюю комнату. Она начала задыхаться уже через несколько шагов.

Окончательно устав, женщина тяжело опустилась на скамью. Указав на масляную лампу, свисающую с потолка, она слабым голосом спросила:

— Эрлан, ты знаешь, что это?

— Бессмертный Вечный огонь, — Чэн Цянь равнодушно посмотрел наверх.

Эта невзрачная лампа являлась семейной реликвией, по слухам, доставшейся им в качестве приданого от прабабушки. Она была размером с ладонь, без фитиля и масла, но зато с несколькими рядами магических символов, вырезанных на старом эбонитовом держателе. С их помощью лампа могла постоянно освещать квадрат площадью в один чи. [7]

[7] Чи: единица длины, равная 1/3 метра.

Но Чэн Цянь так и не понял, какой толк от этого хлама, пригодного лишь для привлечения жуков летом.

Однако, учитывая, что это был магический инструмент, какое-либо практическое применение от него и не требовалось. Крестьяне передавали такие вещи из поколения в поколение как сокровище, только ради возможности хвастаться ими перед пришедшими в гости соседями.

Так называемый «магический инструмент» представлял из себя нечто, на чем присутствовали заклинания, вырезанные «бессмертными». Для смертных подделать их было невозможно — существовало множество подобных вещей с еще более широким спектром применения, таких как лампы, которые не нуждались в масле, бумага, которая не горела, кровати, сохранявшие тепло зимой, а прохладу - летом.