Любань. 1942. Книга 1 - страница 10
Подкравшись к дому, он потихоньку открыл калитку, затем дверь в сенки – никто его не услышал. Заглянув тихо-тихо в дом, Вовка увидел бабушку сидящей за столом в комнате – она даже не услышала, как он вошёл.
– Это я пришёл, баба, – громко крикнул он и влетел внутрь комнаты.
Баба Давыдова охнула:
– Ну, ты, шельмец Гуляевский, опять напугал меня… Чего надо?
– Я, вообще-то, не Гуляевский, а – Вовка Гуляев! А ты чё, баб, правда, что ли испугалась?
– Испугалась – испугалась. С таким криком ввалился тут! Ишь ты, громкоголосый какой? Чё пришёл-то? За молоком, поди?
Вовка даже смутился сначала, но потом взял себя в руки:
– Да нет, баб. Тут где-то ружьё папкино у тебя, а он завтра с мужиками на охоту идёт! Вот я и пришёл забрать его.
– Ах ты, пострёл, чего удумал-то, "ружо" ему понадобилось, лучше молока попей. Ружо!? Отец-то чё сам не пришёл?
– Да ему некогда, на работе он занят. Молока попью, чего бы не попить, а ружьё папка сказал мне самому принести и патроны тоже. Так что давай, баб, мне ружьё-то!
– Ишь ты, какой строгий, тоже мне Леонтий Сергеевич нашёлся, строжится тут стоит.
После дружеской перепалки, выпив молока и получив всё-таки ружьё с патронташем, Вовка отправился домой.
Путь до дома был трудным и долгим. Ружьё, висевшее за спиной постоянно путалось в ногах, ремень тёр плечо и после того как удары приклада о землю, а ствола по затылку стали невмочь, а патронташ начал сильнее тянуть к земле, он взял ружьё "наперевес".
В те годы в жизни советских людей всё было проще – взаимоотношения между людьми, взрослыми и детьми, а тем более в деревне. И, в общем-то, можно сказать, ничего не было в том особенного, что пятилетний пацан шёл по деревне с ружьём. Ноша была тяжеловата и, чтобы немного передохнуть, Вовка по дороге зашёл к другой своей бабушке – бабе Поле, для него все бабушки и дедушки в родне считались родными, он сильно не разбирался в тонкостях: родственники, значит свои!
Баба Поля аж присела при виде такого вояки:
– Кто ж тебя, сынок, так нагрузил-то? Миленький ты мой! И кто же это тебе ружьё-то дал?
– Да, всё нормально, баб, дай воды попить, домой вот иду от бабы Давыдовой, у неё ружьё забрал, папка завтра на охоту собрался, вот несу ему.
– Да, тяжело ведь тебе, касатик! Пусть отец сам бы и нёс, я вот ему потом скажу пару ласковых, как детишек надрывать! А чего ж воды-то, ты вот молочка попей, да и пирожки у меня есть и с капустой и с картошкой.
– Молоко я уже попил, воды бы мне. Да и не тяжело мне вовсе, просто на улице жарко. Ну, и пирожка два я возьму на дорожку, ладно, баб?
– Да хоть четыре возьми, Славку там дома угостишь от меня, а чё он-то не пошёл за ружьём этим, он-то больше тебя и постарше.
– На рыбалке Славка, а мне и не тяжело ни сколечки. Ну, я пошёл.
И разве мог он сознаться, что тяжеловато ему, не по-мужски бы это было, хоть и тяжело, но зато какая гордость, ведь, не каждый день пацаны по деревне с ружьём настоящим ходят!
В переулках деревенская ребятня с завистью смотрели на Вовку, вернее на ружьё и патронташ с патронами и предлагали ему свою помощь, но он никому не мог доверить это дело:
– Баловство это всё! А вдруг оно ещё выстрелит, отвечай потом за вас!
…Домой он добрался в сумерках, в переулке его встречали взволнованные отец, мать и старший брат.
Встреча состоялась недалеко от дома, отец забрал у него ружьё, мать – патронташ. Уставший Вовка вытащил из кармана два помятых пирога и отдал брату:
– Баба Поля тебе передала!
– Ох ты, кормилец наш! – Засмеялась мать, взяла Вовку за руку, и они пошли к дому.
Только позже он понял, что они за него сильно переживали, но это будет позже, а сейчас он брёл к дому в полусонном состоянии. Эту ночь он спал, как убитый. И снилось ему цветочное, мирное поле, с бабочками, перелетающими с цветка на цветок, и яркое тёплое солнце.
1963
Прощай, деревня
Весной и летом 1963 года произошли глобальные изменения, которые, вскоре, изменили весь отлаженный ритм деревенской жизни. Село перестало быть районным центром, и было упразднено в обычное сельское поселение, в связи с укрупнением двух районов в один большой.