Любимая, когда ты рядом - страница 7

стр.

Он резко встал. «Я не голоден, — думал он, — нисколько не голоден. Я возвращаюсь домой, чтобы заказать ей обед и дать понять, что я вовсе не голоден. Я заставлю ее почувствовать, что она сама находится на низшей ступени, и тогда у нее не будет возможности давить на меня. Ни одна гнианская баба со своими глазами-плошками не возьмет надо мной верх!»

Потом он заморгал и спешно отвернулся, когда понял, что смотрит на хаотичные царапины на дальней стене конторы. И на ремень без пряжки, который до сих пор, безвольно свернувшись, лежит под койкой.

Снова сон. Сон впивался в мягкую плоть его мозга острыми как бритва когтями. Он был весь в ноту. Он со стонами метался на постели, потом вдруг проснулся, уставившись в темноту.

Ему показалось, он что-то видит в изножье кровати. Закрыл глаза, потряс головой и снова взглянул. В комнате никого не было. Он ощутил, что опустошающие разум мысли откатываются, словно некий инопланетный прилив.

Он сердито сжал кулаки. «Она была здесь, пока я спал, — думал он. — Черт бы побрал эту сучку, она была здесь!»

Он откинул одеяло и нервно кинулся к спинке кровати.

Их не было. Однако назойливый аромат поднимался от пола, словно танцующие на кончике хвоста змеи, и заползал ему в нос. Зажав ноздри руками, он повалился на матрас, живот свело судорогой. «За что? — мысленно спрашивал он себя снова и снова, — Господи, за что?»

Разозленный, он вышвырнул цветы у нее на глазах, и ее мысли принялись умолять его, падая в сознание, словно капли дождя.

— Я же сказал «нет», разве не так? — заорал он на нее.

Потом он сел за стол и, как сумел, взял себя в руки. Мне еще долго здесь быть, уговаривал он себя, так что полегче, полегче.

Теперь-то он знал наверняка, почему смена длится всего полгода. Этого будет более чем достаточно. «Но я не сломаюсь». Так он приказывал себе. Решено, она его не сломает, а значит, надо держать себя в руках. «Она слишком глупа, чтобы сломать меня», — намеренно подумал он, надеясь, что она перехватит эту мысль.

Она совершенно точно перехватила, потому что ее плечи вдруг подавленно поникли. И за завтраком она нарезала вокруг него круги, словно боязливое привидение, отворачивая лицо и держа свои мысли при себе. Он поймал себя на том, что едва ли не сочувствует ей. Наверное, она не так уж виновата, подумал он, это же просто врожденная особенность гнианок — доминировать над мужчинами.

Потом он понял, что ее мысли снова с ним, полные нежности и плаксивой признательности. Он попытался сохранять душевное равновесие и не обращать на них внимания, пока они деликатными отмычками пытались вскрыть сейф его спокойствия.

Весь день он много работал, расплатился с бригадиром зерном и специями, которые тот раздал рабочим. Ему стало интересно, окажутся ли в итоге эти гонорары у женщин. Где бы те ни были.

— Я записываю свой голос, — надиктовал он на магнитофон тем же вечером. — Я хочу слышать, как он звучит, а не то я забуду собственный голос. Больше поговорить здесь не с кем, поэтому приходится говорить с самим собой. Печально. Ну да ладно.

Вот я на Станции-четыре, братцы, чудесно провожу время и мечтаю, чтобы вы оказались на моем месте. О, здесь вовсе не так уж плохо, не поймите меня неправильно. Однако я подозреваю, что именно выбило из седла Корригана и тех несчастных, которые работали здесь до него. Это Любимая и ее каннибальский разум сожрал их всех. Но вот что я вам скажу: я ей не по зубам. Можете смело ставить на меня. Любимой не удастся…

Нет, я тебя не звал! Давай убирайся из моей жизни! Сходи в кино или еще куда-нибудь. Да, да, я знаю. Тогда отправляйся спать. Только оставь меня в покое. «В покое».

Вот, это я ей. Ей придется как следует потрудиться, чтобы заставить меня царапать стенку.

Однако перед сном он старательно запер дверь комнаты. И, заснув, он стонал все из-за того же кошмара, конечности у него тряслись, и о ночном отдохновении уже и речи не шло.

Он проснулся от какого-то толчка рано утром и кинулся проверить замок на двери. Он неуклюже дергал ручку непослушными пальцами. Наконец его отупевший разум осознал тот факт, что дверь до сих пор заперта, и он, пошатываясь, вернулся в постель и снова провалился в одуряющий сон.