Любить и убивать - страница 25

стр.

— О чем же ты молчишь?

— Все о том же, товарищ секретарь! — развязно и униженно признался Паша.

— Извини, Георгий. — Дмитрий Федорович встал. И Паше: — Пойдем в дом.

Они ушли, а Сырцов остался смотреть на райские кущи за стеклом террасы. Появилась на террасе с тропинки крепкая суровая женщина лет семидесяти, а старухой не назовешь. Мрачно поздоровалась:

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — вежливо откликнулся Сырцов и поспешно встал. Женщина, не обращая на него внимания, тревожно принюхалась и мрачно констатировала:

— Паразит Пашка приехал.

И пошла было в дом. Но уже шли ей навстречу оживленные Дмитрий Федорович и Паша. Паша доброжелательно поприветствовал ее:

— Доброй фее этого дома Ольге Лукьяновне привет и наилучшие пожелания!

— Клоуном был, клоуном и остался, — решила та и плечом уперлась в дверной косяк. Так и стояла, не собираясь уходить. Дмитрий Федорович и Паша расселись по своим местам. Все четверо молчали некоторое время. Наконец Паша, который явно поправился там, внутри, не выдержал и, подмигнув Сырцову, подал заготовленную за это время реплику:

— Вместо того, чтобы меня взглядом пронзать, поднесла бы ты, Лукьяновна, водочки старому знакомому.

— Ты уже выпил, — уличила она Пашу.

— А ты еще дай. Тогда уйду.

Она молча повернулась и двинулась в тьму комнат.

— И мне рюмочку прихвати! — крикнул вслед Дмитрий Федорович.

Опять молчание, потому что ждали. Когда появилась Ольга Лукьяновна с подносом, мужики откинулись на спинки стульев. Она поставила поднос на стол и снова вернулась к дверям. На подносе стояли почти полный гладкий стакан и две граненые стопки, наполненные до краев. И тарелка с тремя бутербродами с красной икрой.

— А Георгий не пьет! — радостно сообщил Дмитрий Федорович.

— Молодец, — одобрила Сырцова Ольга Лукьяновна.

Пьющие Дмитрий Федорович и Паша выпили свое, как должно пить русскому человеку — до дна. Хорошо шла под водочку соленая икорка: раздавленные языком о нёбо крутые шарики начисто убирали привкус сивухи.

Выпили, закусили и замерли в неге. Ольга Лукьяновна вздохнула у притолоки. Паша сморщился как от лимона.

— Уговор помню, Лукьяновна! — заверил он. — Но дай хоть минут пяток посидеть спокойно.

— Сиди, — разрешила она.

Но было уже не то, не то было! Поерзав на стуле, Паша, вдруг разглядев напротив себя Сырцова, сказал ему:

— Ты мне понравился, мент. Хорошо умеешь не разговаривать. В гости заходи, — поднялся и с ельцинской полуулыбкой — одним уголком рта — стал ждать сырцовского обязательного вопроса «Куда?». Поправившись и впитав поправку, стал просто хорош: вылитый артист Борис Хмельницкий.

— Куда? — спросил Сырцов.

— Путепровод у кольцевого метро «Парк культуры» знаешь? Вот под ним — моя резиденция с мая по сентябрь.

— Там же капитальный ремонт! — удивился Сырцов.

— Что очень хорошо. Было из чего себе конуру построить. — Паша прощально обвел глазами террасу и сказал в трогательном миноре: — Мир и счастье этому дому. Темпераментно целую ваши ручки, Ольга Лукьяновна. Адье всем.

Он шел по тропке, осторожно и ласково трогая ладонью плохо стриженные придорожные кусты. Трос на террасе смотрели ему в спину, пока он не исчез за поворотом.

— И не стыдно вам с подзаборником выпивать? — задала риторический вопрос Ольга Лукьяновна. Дмитрий Федорович хлопнул ладонью по столу и приказал:

— Уйдите; Ольга! — Но было уже поздно: как хорошая актриса, та ушла сразу же после эффектной реплики. Дмитрий Федорович поморгал быстро-быстро, гневно и звучно втянул в себя носом воздух, надулся, как голубь перед голубкой, и сурово резюмировал: — Все, все распустились!

— Паша этот, он вам кто? — осторожно поинтересовался Сырцов.

— Никто! — злобно ответил Дмитрий Федорович, но тут же поправился: — Бывший сотрудник моего аппарата. Несчастный, в общем, человек. Он, конечно, всегда выпивал, но в меру. А четыре года тому назад женился и опять попал на стерву. Первая-то стерва от него ушла. Так эта вторая стерва уговорила Пашу продать за доллары его квартиру: будем, мол, жить в моей распрекрасно, и доллары при нас будут. Так и сделали. Пожили еще полгода, доллары-то она все прикарманила, а потом и говорит: «Разлюбила я тебя и полюбила другого. Уходи». Он и ушел. А куда? Под забор. Вот тебе, Георгий, и доллары!