Любовь и расчет - страница 4

Займет свое место, равная среди равных, и сама, без посторонней помощи, восстановит респектабельность семьи.

— Делай, что считаешь нужным. Может быть, ты и права.

Плечи Виолы поникли, как будто оскорбительный поход на Беркли-сквер требовал специальной подготовки и больших душевных усилий.

— Я гордо стану ожидать на другой стороне улицы, пока ты будешь исполнять задуманное. Любой, кто выглянет в окно, увидит, что я не стесняюсь нашей матери.

Это было низко; словесный эквивалент укола швейной булавкой. И не менее болезненный.

— Я тоже ее не стыжусь. Только не собираюсь отказываться от семьи папы, причисляя их к разряду злодеев, потому что они возражали против его женитьбы на актрисе. Ни одно благородное семейство не пожелало бы подобного союза для своего отпрыска.

— «Подобного союза»? С женщиной твердого характера и высокого ума, носительницы известной театральной фамилии, которая читала Софокла и с презрением отвергала непристойные предложения своих благородных почитателей? Да, несомненно, любое благоразумное семейство должно страшиться подобного союза и стремиться связать своего сына с какой-нибудь серой мышью, у которой нет никаких интересов и увлечений, все таланты которой сводятся к умению щипать струны арфы. Вот он, беспроигрышный рецепт супружеского счастья.

Кейт ничего не ответила, только про себя вздохнула. Вероятно, было и впрямь приятно жить в мире Виолы, где все расписано заранее. Люди и их поступки с легкостью делятся на правильные и фальшивые; никаких тебе скидок на человеческие ошибки или требования общества. Никаких умственных затрат на анализ смягчающих обстоятельств. Ни минуты на сомнения.

Твердая обложка одного из томов «Гордости и предубеждения» больно врезалась в руку, и Кейт взяла книги в ладонь, как Виола свою «Защиту». Супружеское счастье… Оно приходит в разных обличьях. Вернее, достичь его можно разными путями. Если бы, к примеру, мистер Дарси пришел к ней с тем первым, вопреки воле сделанным предложением, открыто выражая отвращение к тому, что столь низко опустился, она бы поступилась своей гордостью, чтобы выдавить согласие. Любовь и понимание могли прийти позже, а если бы не пришли, у нее остались бы доброе имя и надежный фундамент в Пемберли, на котором можно строить необходимое ей счастье.

Когда сестры пошли по улицам Мейфэра, где стояли роскошные особняки, Кейт откинула назад голову, чтобы видеть верхние окна. Наверняка в Лондоне найдется джентльмен, который оценит ее по достоинству. Какой-нибудь аристократ — маркиз, созревший для оцепенения, — должен понять высокую устремленность ее души и пожелать связать с ней свою судьбу. Наверняка кто-нибудь однажды окажется в таком положении, как мистер Дарси, чтобы опуститься до невесты из низшего класса и вырвать ее из жалкого окружения, которое всегда было ей чуждым.

Наверняка такой мужчина где-то ходил и дышал. Оставалось лишь его найти.

Обогнув лестничную площадку, Николас Блэкшир сбежал вниз по ступенькам и выскочил на холодный, хотя и залитый солнцем Брик-Корт. Полы его черной мантии парусами полоскались на ветру. «Время и прилив никого не ждут», — предупреждала надпись на солнечных часах, у которых он помедлил, чтобы сверить время. Надпись сомнений не вызывала, но вместо того чтобы следовать призыву поторопиться, он всегда задерживался здесь на мгновение, размышляя о высокочтимых персонах, которые тоже проверяли здесь время, торопясь по своим делам в «Миддл темпл»[3].

Здесь, несомненно, стояли Уильям Блэкстон и Оливер Голдсмит. Достаточно было лишь взглянуть на номер два на Брик-Корт, чтобы увидеть, где юрист и писатель жили и учились несколько поколений назад.

Но так было повсюду в «Судебных иннах». Подобно тому, как должен был обязательно остановиться у солнечных часов, он, чтобы в спокойной обстановке все обдумать, всегда обедал в зале «Миддл темпла» за сервировочным столом, изготовленным из древесины корпуса «Золотой лани», корабля Фрэнсиса Дрейка. Чтобы во время еды попытаться представить себе во всех деталях вечер около двух сотен лет назад, когда студенты и старшины юридической корпорации получили привилегию присутствовать на премьере «Двенадцатой ночи», состоявшейся в этом самом помещении.