Любовь князя - страница 8
А он, как не слышит. Притянул к себе, целовать стал. Она выкручивается, а он целует. Лиза сильнее вырываться стала, а он схватил за косу, голову назад откинул. В темноте глаза его страшными казались, лицо безумным. Дыхание — словно зверь голодный дышит.
Оттащил девушку от двери, на кровать упали. Лиза подскочить попыталась, но князь схватил, навалился всем телом и платье задирает. Крикнуть хотела, он рукой рот закрыл и говорит:
— Тихо. Я плохого не сделаю. Тихо.
— Не нужно. Не нужно, — повторяла она, — прошу вас, не нужно.
Почти под утро, прошмыгнула Лиза в свою комнату и на кровать кинулась. На другой кровати зашевелилось. Плачет Лиза, рыдания подушкой заглушить старается. Но Варя — соседка уже глаза трёт:
— Ну, чего такое? Ты это чего? Опять княгиня бесится? Терпи милая, она нам всем уже, во где. А что тут поделаешь, другой судьбы Господь не дал.
Подняла Лиза лицо и на Варю посмотрела. Та и ахнула. Привстала.
— Да что с тобой такое сталось? Розги пообещали?
— Нет, — сказала Лиза и из кармана футляр достала.
Варвара рот открыла:
— Это чего такое?
Щёлкнул замочек, открылась коробочка, а там колечко золотое с камушком зелёным.
Варвара с кровати вскочила.
— Это чего? Где ты взяла?
Сидит Лиза на кровати, слезы по щекам катятся. Глядит перед собой, точно в пустоту. Смотрит Варвара на платье мятое, смекнула, что за дело и рот руками прикрыла, глаза выпучила. Села рядом, обняла подругу, голову ей на плечо притулила. Задумались обе, замерли. Потом встала Варвара и Лизу на кровать уложила. Прикрыла одеялом. Футляр взяла и в шкафчик сунула. Обернулась на Лизу. Подошла, присела, по голове подругу погладила.
И говорит, задумчиво:
— Ничего милая. Видать судьба наша такая — подневольная. Плохо это или хорошо. Кто его поймёт. Неизвестно как все в жизни обернётся, как станется. Может, оно и лучше. Может, это счастье тебе улыбнулось. Не жалься. Отдайся на волю Господню. Глядишь, и поможет. И выведет. А так, что? Сидеть всё одно, весь век в этом доме. Неизвестно какая судьбинушка меня ждёт. Весь век, может, с этой княгиней и просижу. А у тебя хоть какой шанс объявился. Хоть какую корысть поиметь. Вот и не отказывайся. Бери то, что судьба сама тебе в руки даёт.
Глава 8
На утро в людской громкий плачь раздавался. Слуги столпились, кухарка прибежала. Конюхи Никита да Васька за столом кашу доедают.
Что за шум?
Паланья, ночью у княгини дежурила, а теперь криком кричит, разрывается. В грудь себя кулаком бьёт. На долюшку несчастную жалуется. Слуги всполошились, спрашивают. А Паланья рыдает, не остановиться. Что, говорят, случилось? А она, только заикается. Худо — бедно, разобрали жалобы.
Ночью, заснула Палаша и время, княгине микстуру пить, пропустила. Хозяйка утром в Палашку кувшином и кинула. Чуть голову не расшибла. И послала девку в дворовых на свинарник служить. Велела не возвращаться.
Белугой ревёт Палаша, кается. Разве могла она время проспать? Вот ведь как получилось. Теперь, в свинарках ходить, всю оставшуюся жизнь.
Жалеют слуги Паланью, да что они могут. Поговорили, пожалели да разошлись, кто куда, по службам. Остались в людской только Лиза с Варей да Анисья кухарка.
— Во как, — говорит Анисья, — поняли девки, что делается. Всё как не по Её, поди с глаз долой. Небось, Варька помнишь ещё розги свои?
— Как не помнить, сраму тогда понабралася, — Варя многозначительно посмотрела на Лизу.
Та, сидит тихонько. Лицо грустное.
— Тут, поди и не знаешь, что завтра будет. Чем обернётся, — продолжала Анисья, — я иной раз и то боюсь, не то приготовлю, так и мне юбку задерут и розгами отходят по голому заду. Тьфу ты, пакость какая. И что Ей неймётся. Так и хочет три шкуры с нас собрать. Да, раньше Она такой не была.
Анисья, много лет в доме. Как раз, молодому князю, двадцать лет назад, нянькой приходилась. Жила на особом положении. С малого, к кухне приставлена. Не было во всей округе её стряпни вкуснее. О чем и соседи княгине не раз говорили. Сама хозяйка Анисью уважала и даже с ней советовалась. Гордилась Софья Андреевна такой стряпухой. Ценила.
— Тебя не отходят, — вздохнула Варя, — Вона, как готовишь для господ. Когда они на твою стряпню жаловались?