Любовь моя последняя - страница 13
Ему надо было срочно увидеться с Эттой.
Комиссар Фрайтаг внимательно рассматривал высокого худощавого мужчину, сидевшего на стуле для посетителей.
У него были рыжеватые волосы, такие же, как и у Фрайтага, только прямые и расчесанные на аккуратный пробор. Профиль резко очерченный, нос сильно выдавался вперед, челюсть квадратная, лоб слегка покатый, рот — прямая черта, а голубые глаза — холодные, глубоко и близко посаженные. Лицо фанатика. Или аскета.
— Что вы от меня хотите? Я ничего не понимаю, — возмущенно говорил Харальд фон Фройдберг.
— Речь идет об убийстве Гвидо Ахенваля. Когда вы о нем узнали?
— Только что, когда зашел в магазин за Эттой Ахенваль, как мы вчера и договаривались. Там я и узнал, что произошло, и почему она отсутствует…
— Не похоже, что вы удивлены, господин Фройдберг.
— Я не успел ничего понять. Ваш комиссар Борхард сразу же потребовал следовать за ним. Предполагаю, он меня там ждал.
— Вы уж нас простите, но нам нужно было с вами срочно поговорить. Где вы остановились в Мюнхене?
— На частной квартире, у одного из моих коллег. Хайни Цирш, улица Франца Йозефа, 26 б, шестой этаж, слева.
— Вы были знакомы с Ахенвалем?
— Знакомством это не назовешь, видел его один или два раза.
— Где?
— В моей квартире в Зальцбурге. Его привела одна из подруг моей жены.
— Рут Хинрих?
— Да, именно она.
— О чем вы хотели поговорить с Эттой Ахенваль, господин Фройдберг? Почему звонили ей из Зальцбурга и просили о встрече?
— Из-за некоторых писем, которые я нашел у моей жены.
— Письма от Ахенваля? Вы поняли из них, что у него с вашей женой были некие отношения?
— Не совсем так, и именно поэтому я и приехал в Мюнхен. Чтобы выяснить все до конца. Я хотел серьезно поговорить с Ахенвалем и позвонил в магазин. Но к телефону подошла его жена и сказала, что сама хотела бы поговорить со мной.
— Что ей от вас нужно было?
— Не знаю.
— А если пофантазировать?
— Предпочитаю только факты. И верю только в то, что вижу…
— Прекрасно, вы хотите фактов… — Фрайтаг выдвинул средний ящик стола и вытащил оттуда фотографию. — Вы знаете эту даму?
Фройдберг наклонился и внезапно застыл, обескураженно глядя на снимок.
— Моя жена. Как у вас оказалась эта фотография?
— Мы нашли ее в ателье Осси Шмерля.
— Кто такой Осси Шмерль?
— Вы никогда не слышали этого имени?
— Нет, не могу припомнить. Кто он?
— Друг Ахенваля.
— А как фотография моей жены попала в его ателье? Он хотел ее рисовать?
— Осси Шмерль живет не рисованием, — пояснил Фрайтаг, — он живет за счет Гвидо Ахенваля. Тот содержал его ателье. Но только потому, что это было нужно ему самому.
— А какое отношение ко всему этому имеет моя жена?
— Мы предполагаем, что она встречалась с Ахенвалем в ателье Шмерля.
— Только на том основании, что там валялась ее фотография?
— Не только поэтому. Мы нашли несессер из крокодиловой кожи, ценный экземпляр с шлифованными стеклами и позолоченными замками. Вам известна эта вещь?
— Никогда ее не видел!
— Так я и думал. Речь идет о подарке Ахенваля. Между прочим, фотография не валялась, а была вставлена в серебряную рамку. Это должно что-то значить, или вы не согласны, господин Фройдберг?
Фройдберг не ответил. Он бросил фотографию на стол, встал и подошел к окну.
Задумчиво глядя на его одинокую фигуру у окна, Фрайтаг продолжал:
— Когда вы вернулись из своей последней поездки в Конго, господин Фройдберг?
— Три дня назад.
Три дня… Фрайтаг тут же подумал о тридцати свежих розах, стоявших в ателье Осси Шмерля в напольной вазе. Последнее рандеву могло состояться не раньше, чем три дня назад. Скорее даже позже, судя по состоянию цветов.
— Еще один вопрос, господин Фройдберг. Где вы были сегодня ночью в половине третьего?
— Сегодня ночью? А что?
— Ахенваль был убит в половине третьего. Вот что.
— Я был в квартире Хайнца Цирша. С семи часов вчерашнего вечера до половины девятого сегодняшнего утра. Господин Цирш может подтвердить.
— Но ведь вы могли незаметно покинуть квартиру и вернуться. А он мог этого не увидеть. Это возможно?
Фройдберг отошел от окна и, выпрямившись, встал у письменного стола.
— Я не убивал Ахенваля, господин комиссар. Уже просто потому, что этим ничего бы не изменил. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.