Любовь по-санкюлотски - страница 35

стр.

Увы! Для того чтобы обрести счастье, народ стремительно пошел по пути, которого никак не мог предвидеть по простоте своей автор «Общественного договора». Поскольку вокруг людям с легкостью перерезали горло во имя справедливости и свободы, графиня пришла к выводу о том, что философская система была далека от совершенства и время ее еще не пришло. А потом случилось происшествие, после которого она окончательно отошла от революционеров.

Случилось так, что после падения Бастилии де Бриссак был арестован в Дюртеле близ Флеш. И арестовавшие его «патриоты» стали размышлять над тем, не должны ли они были отрубить ему голову.

– В чем вы меня обвиняете? – спросил их герцог. – В чем состоит моя вина?

– Аристократ всегда в чем-нибудь виновен, – ответил ему какой-то пьяный.

К счастью, кому-то из них пришло в голову направить гонца в Париж для того, чтобы спросить у властей, каким способом следовало убить господина де Бриссака. На другой день патриотам было доставлено письмо с приказом немедленно отпустить на свободу губернатора Парижа…

Это происшествие потрясло графиню, и с той поры она стала ярой противницей Революции.

Дрожа от страха и переживая за своего любовника, она стала требовать, чтобы тот ежедневно навещал ее или присылал письма для того, чтобы ее успокоить. Бриссак, занимавший в то время должность Главного раздатчика хлеба, жил в Тюильри. Однако же он подчинялся этой нежной тирании и каждый день ездил из Парижа в Лувесьен.


В 1790 году госпожа Дю Барри, поддерживавшая переписку со всеми своими эмигрировавшими из Франции друзьями, предоставила свое состояние, дом и три квартиры в Париже в распоряжение заговорщиков-роялистов. Этот поступок приятно удивил двор и графа д’Артуа. Господин д’Эспеншал, находившийся с этим принцем в Венеции, как-то вечером записал в своем дневнике:


«Не могу обойти молчанием то, что господин Пьюро сообщил нам о графине Дю Барри. Эта дама, укрывшись в Лувесьене, с первых дней Революции проявляла самые роялистские настроения. Доподлинно известно, что она, продав некоторые из своих драгоценностей на сумму 50 000 ливров, отдала эти средства на то, чтобы они могли сослужить службу Королю и Королеве, когда им это понадобится. Думаю, поступок этот должен послужить тому, что люди лучше узнают и станут судить не столь строго женщину, которая не так давно была жертвой ужасной клеветы».


Вскоре госпожа Дюбарри пожелала принять более активное участие в деле защиты монархии, которая дала ей все. Эмигрировать не имело смысла, поскольку для того, чтобы принести какую-то пользу делу монархии, надо было не только суметь выехать из Франции, но и вернуться туда, не вызвав подозрений у революционеров. Что же можно было придумать для того, чтобы иметь возможность беспрепятственно пересекать границу? Она долго и безрезультатно ломала над этим голову до тех пор, пока на помощь ей не пришел английский агент Паркер Форт, предложивший разыграть комедию с «кражей» драгоценностей, о которой парижане с возмущением говорили тем утром 11 января 1791 года.

Став жертвой ограбления, госпожа Дюбарри превратилась в потерпевшую, которой правосудие должно было оказать помощь. Кроме того, она могла отправиться туда, где были бы арестованы ее грабители.

Тут же по просьбе графини ювелир Руен опубликовал брошюру, в которой было обещано большое вознаграждение тому, кто вернет или же поможет отыскать драгоценности, внушительный список которых прилагался…

Эта брошюра была распространена бесплатно и в большом количестве, и вот, спустя месяц, 15 февраля, госпоже Дюбарри сообщили, что ограбившие ее люди задержаны… в Лондоне!

На следующий же день, получив официальный паспорт, она уехала в Кале, где встретилась с Фортом. Затем они вдвоем сели на корабль в Булони…

Так революционеры были обмануты…


В Лондоне госпожа Дюбарри остановилась неподалеку от Пикадилли в гостинице на Джермин-стрит, хозяином которой был Гренье, бывший повар герцога Орлеанского.

Зная, что за ней следили одновременно английская полиция и французские шпионы, графиня поначалу занялась только своими «грабителями». Она отправилась к лорду-мэру для того, чтобы под присягой показать, что найденные бриллианты принадлежали ей. Потом встретилась с представителями английского правосудия по вопросу судебного процесса, который она собиралась начать.