Любовь под облаками - страница 4
Любая нормальная мать, познакомившись с таким приятным претендентом на руку и сердце ее взрослой дочери, как Саша Крайнев, несомненно, воскликнула бы:
— Замуж! Немедленно замуж!
Любая, но не Ольга Петровна Тихомирова, учительница литературы в старших классах, помешанная на своем предмете, на книгах, воспевающих благородные, возвышенные чувства. Во главу угла семейной жизни она ставила такой незначительный, по мысли Гали, фактор, как любовь до гробовой доски. Об этой любви она непрестанно рассуждала и заранее млела от предчувствия ее облагораживающей силы для своих дочерей.
И в самом деле, Саша Крайнев был сокровищем, вынесенным неведомой волной со дна океана обыденности, как некая статуя с давно погибшего корабля.
Высок, хорош собой, работящ, благодушен, остроумен, сын родителей-дипломатов, проживающих сейчас в Монголии, благодаря чему Галина была бы избавлена на какое-то время от такой неприятности, как свекровь. Саша всякий раз приезжал к своей подруге на машине с тремя букетами: для будущей тещи, для будущей жены и для будущей свояченицы. И однажды, пока Ольга Петровна радостно ворковала над цветами, восхищаясь их ароматом и Сашиной щедростью, ее старшая дочь безжалостно изрекла:
— Опять привез веники! У нас и ваз для них нет!
На другой день Саша появился на пороге их скромного жилища с тремя букетами и тремя длинными вазами под мышкой, но вместо благодарности услышал:
— Зачем такие шикарные вазы! В нашем доме для них и стола-то порядочного нет!
— Прикуси язык, доченька, — робко вставила Ольга Петровна, опасаясь следующего Сашиного визита с тремя столами.
Но это она произнесла очень тихо, как бы в сторону, не столько для Гали, перед которой она трепетала, сколько для Варвары, младшей дочери, ожидавшей от нее как от матери возмущенного жеста в сторону неблагодарной старшей сестры, но Галя услышала и, быстро обернувшись к Ольге Петровне, спросила:
— Ты что-то сказала, мамулечка?
— Ничего, доча, — испуганно возразила Ольга Петровна.
Но Саша всякое сказанное невестой слово воспринимал с трогательной серьезностью.
— Если позволишь, я с удовольствием подумаю над изменением интерьера в вашей квартире, — сообщил он.
— Тебе не нравится наша обстановка? — как бы удивилась Галя.
— Нет, у вас очень уютно, — пошел на попятную Саша, — но ты сама сказала: стола нет...
— Да, у нас небогато и просто, — продолжала наступать Галя. — И мы гордимся тем, что не придаем значения вещам...
Говоря это, она имела в виду родителей Саши, обставивших свою квартиру в престижном доме на улице Удальцова с потрясающей роскошью и монументальностью фараоновой гробницы.
— И я горжусь, что ты гордишься, что не придаешь значения вещам, — отреагировал Саша. — Я, Галя, горжусь каждой табуреткой в вашем скромном жилище, клянусь тебе...
После таких заверений Галя милостиво позволяла ему увезти себя куда-нибудь — в Большой театр или в ресторан, а Ольга Петровна и ее младшая дочь Варя, оставшись одни, отводили душу.
— Просто деспотка какая-то! В кого она такая? — помахав дочери с балкона рукой, открыто возмущалась Ольга Петровна.
— По-моему, папа тираном не был, — вставляла тихая Варя, которая почти не помнила отца, скончавшегося от инфаркта, когда ей было четыре года.
При слове «папа» в Ольге Петровне всякий раз вздымалось чувство вины: ее муж был ученым-атомщиком, всю жизнь прожившим между Москвой и Семипалатинском, где проходили подготовленные им и его коллегами испытания, с него, судя по всему, даже после смерти не сняли секретности, поскольку Галю никак не переводили на международные авиалинии, о чем она страстно мечтала. Во всяком случае, сама Галя грешила именно на своего «секретного» отца, не зная других причин удержания ее во Внукове.
— Нет, — вступалась за мужа Ольга Петровна, — ваш папа был замечательным человеком, очень возвышенным, чутким, самоотверженным, ничего себе, все — родине...
— Это видно, — тихо соглашалась с ней Варя, обводя глазами гостиную с круглым колченогим столом, продавленным диваном и старым буфетом.
— Боюсь, Галка даст Саше отставку, — делилась с Варей своими опасениями Ольга Петровна.