Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 2 - страница 34

— Я был бы рад обоим предложениям, мадам: продолжать наблюдать за новоорлеанской собственностью и поменять долю в ней Ларри на большую долю в Виктории, — ответил Клайд, ничего не говоря по поводу последней части разговора и даже не выказывая любопытства, откуда ей известно о его договоренности с миссис Софи.

— Рада это слышать. И раз этот вопрос так легко и быстро урегулирован, мы можем сразу перейти к другому вопросу, который, как мне кажется, тоже нуждается в согласовании. Ни мне, ни Арманде не желательно оставлять за собой владение Викторией. Вам не хотелось бы купить наши права на нее для Ларри?

Вот, наконец, и настал тот миг, та возможность, над которой Клайд долго и тщательно раздумывал и которую с нетерпением ожидал. В его мыслях теперь не было места для сомнений: миссис Винсент догадывалась о том, насколько сильно он хотел, чтобы у Ларри была своя плантация, и поэтому сейчас она шла на непростую сделку; для того, чтобы договориться с безутешной вдовой, Клайд был вынужден предложить цену гораздо большую, чем плантация стоила в долларах и центах. Сейчас миссис Винсент словно позабыла о горе утраты и начала мелочно торговаться, превратившись в обыкновенную жадную старуху, намеревающуюся выудить у него как можно больше. Но наконец они договорились, и сумма того стоила. Когда миссис Винсент со своей молчаливой дочерью спустя две недели отправилась обратно во Францию, Ларри стал неоспоримым владельцем Виктории.

А пока Ларри, сопровождаемый Клайдом, нанес визит своей бабушке, как и было договорено, в воскресенье. По дороге к миссис Винсент Клайд предупредил мальчика, что обе дамы сочтут обязательным, чтобы он поцеловал им руки, и очень гордился внуком, когда тот выполнил столь непривычный для него ритуал без какого бы то ни было смущения. Еще Клайд постарался объяснить, что бабушка стала настоящей француженкой и очень светской дамой, а его тетя неразговорчива и будет все время молчать и что, наверное, будет лучше, если он обратится к миссис Винсент как к «мадам» и подождет, не предложит ли она сама ему называть ее grand’mere[15]. Мадам Винсент и вправду сделала подобное предложение, хотя и несколько запоздало. Она указала Ларри на банкеточку, стоящую против ее диванчика, и, когда тот уселся, задала ему ряд вопросов, не давая дочери произнести ни единого слова. Все выглядело так, словно та вообще не присутствовала при их беседе.

— Так, значит, ты еще один мой внук, Ларри. По-моему, ты выше ростом, чем мой французский внук Пьеро. Ну, разумеется, ведь ты на полгода старше его. И вообще ты кажешься мне очень крупным для твоего возраста. Тебе говорили об этом раньше?

— Да, мадам.

— И ты больше похож на мать, нежели на отца, хотя волосы у тебя не ее. Они у тебя прямые и черные, а у твоей матери были золотые и вьющиеся. Полагаю, тебе и об этом говорили?

— Да, мадам.

— Весьма прискорбно, что ты лишился родителей, когда был совсем маленьким. Но ведь ты даже не помнишь их?

— Да, но у меня всегда был папа.

Он повернулся, взглянул на Клайда, и глаза мальчика загорелись страстной любовью. Действительно, ничто в этом визите не смущало его. Он сидел на банкеточке прямо, но свободно, скрестив ноги и положив руки на колени, и когда не смотрел на Клайда, то смотрел прямо в лицо бабушке. Он не ерзал, не волновался и не разглядывал комнату. Клайд, знавший о природной робости мальчика, которую тот никак не мог побороть, страшно боялся за Ларри в этой беседе. Однако теперь он почувствовал облегчение, смешанное с бесконечной гордостью за внука. Если он не ошибался, миссис Винсент смотрела на мальчика проницательно и жестко, словно оценивая его, но было совершенно очевидно, что он не замирал перед нею от ужаса, а, напротив, держался с достоинством и спокойствием.

— Папа? — удивленно переспросила миссис Винсент, выпучив глаза, словно это слово поразило ее до глубины души или загнало в полнейший тупик. — Ах да… ты хочешь сказать — дедушка! А я-то сразу никак не могла понять, о ком ты говоришь. Ну, полагаю, в подобных обстоятельствах… — Она слегка пожала плечами и потом только вспомнила, что Ларри не следовало бы называть ее «мадам». — Конечно, это вы с дедушкой между собой условились, что ты будешь его так называть, — покровительственным тоном промолвила она. — Но я хочу попросить тебя, чтобы ты не называл меня «мадам». В конце концов, я же твоя бабушка.